— Теперь можно говорить?
— Говори, — великодушно разрешил я. — Впрочем, упреждаю, это был сверхчувствительный миниатюрный микрофон со встроенным аккумулятором длительного срока действия. А приемное устройство может находиться где угодно, скажем, в смартфоне того, кто нас подслушивал. Дальность действия, полагаю, не меньше пары сотен метров.
— Но зачем? — Она сглотнула.
— А ты догадайся.
К нам размашисто шагал Сергей Борисович. Его возбужденное лицо представляло собой жирный вопросительный знак. Довольно быстро ему удалось избавиться от журналистки. Он сел рядом, не спуская с меня пристального взгляда.
— Микрофон, — лаконично отчитался я. — На сумочке Варвары. Уже избавились.
Он испустил облегченный вздох, расслабился. Как-то недоверчиво покачал головой.
— Как вы догадались, Сергей Борисович?
— Мне кажется, это элементарно, Никита Андреевич. Вас не посещала подобная мысль?
— Посещала. Но не задержалась, к моему великому стыду.
— Если честно, Пургин подсказал… У него пунктик по этим шпионским игрушкам. Не будем вдаваться в подробности, друзья мои. То, что случилось, суровый медицинский факт, и не будем гадать на кофейной гуще. Я хочу рассказать одну занятную историю по поводу нашего артефакта.
И тут мы снова заговорили все вместе! Якушин сделал протестующий жест.
— Стоп, стоп, ребята, давайте говорить по очереди. Никита Андреевич, начинайте.
Я рассказал свою историю, в которой фигурировала дверь пожарного хода, лестница и мастерская Федора Михайловича. А также напольные часы Орловского часового завода, которые и являлись искомым артефактом! И пусть хоть кто-нибудь попробует возразить!
— Да мне и так понятно, что это часы, — фыркнула Варвара.
— С какой это стати, моя любезная? — обиделся я.
— А с той, что я тоже не праздно проводила время, — отрубила Варвара. — Я прошла всю цепочку владельцев картины. Ее написал в 50-х годах некто Шубин, преподаватель Владивостокской школы искусств, вполне, кстати, одаренный мастер, но так и не ушедший со своими работами дальше Дальнего Востока. Его полотна выставлялись во Владивостоке, в Хабаровске, на Сахалине. Эту картину он посвятил своей супруге, одновременно потерявшей при пожаре отца и мать. И это полотно только в 95-м году было вывезено с Дальнего Востока! Его приобрел один из «новых русских» — у него была сентиментальная супруга, та уговорила купить картину. Не важно, где после 95-го года кочевал этот предмет искусства, но в 91-м году он со стопроцентной гарантией находился во Владивостоке, то есть никак не мог быть заряжен «кремлевскими» экстрасенсами! Из этого следует, что у нас остается только один подозреваемый предмет — напольные часы! Разве не логично?
— Ну, примерно, — как-то ревниво допустил я. — Моя версия убеждает больше, но и твоя сойдет.
— Да, никаких сомнений, это часы, — подтвердил Якушин. — Лично я пришел к этой мысли совершенно другим путем. Во всем виновата моя память, вернее, отсутствие таковой. Почему я сразу не смог вспомнить этот случай? Ведь даже документация не оформлялась. Просто озарило сегодня ночью, вспомнилось все до последней мелочи…
Это было шесть лет назад, в тот год, когда мы открыли музей. Сколько всего произошло с тех пор, сколько лиц, достойных выставочных образцов и предметов, не представляющих никакого интереса… Ведь именно таковым мне данный предмет и показался! Это всего лишь часы, молодые люди, что в них выдающегося? Ко мне пришли двое воспитанных вежливых мужчин, попросили об аудиенции, так сказать. Один намекнул, что является бизнесменом, переезжает в центральную часть страны и избавляется от большей части своего имущества. Есть старые советские часы с историей, мол, достались от отца, а отцу от деда, стояли в кабинетах первых лиц, видели чуть не Ставку Верховного Главнокомандования в 40-е! Ему не нужны деньги, он просто хочет отдать часы в «добрые руки». «У вас музей, не могли бы вы поместить их в свою коллекцию? На вечное хранение, так сказать?» Я не испытывал недостатка в экспонатах, а часы — это всего лишь часы. У меня подобных часов уже было несколько штук! Я сделал попытку вежливо намекнуть, что нам этого не надо. Странная история: это двое не были никакими бизнесменами. И если дороги, как память, так возьми их с собой! Это же не танк. Но они настаивали, упрашивали. Потом спросили: вам требуется спонсорская помощь? Я не чувствовал себя особо нуждающимся, но денег в тот год ушло немало. «Как насчет аллеи с голубыми елями между корпусами?» — поинтересовались мужчины. Я был в недоумении, что бы это значило? Часы проверили — фона не было. Криминальный след? Не тот, знаете ли, предмет. Так и решили: они выполняют работы, а я беру часы в музей на вечное хранение. Условия постоянно экспонировать, кстати, не было, лишь бы находились в музее. Договор мы не подписывали — устное джентльменское соглашение. Прибыли рабочие, привезли саженцы, все сделали. Елочки на алее стоят до сих пор, уже выросли, вы можете ими ежедневно любоваться.
— И вы забыли про эту историю? — не поверил я.
— Забыл, — согласился Якушин. — Потому что никогда не ставил задачу ее запомнить. Масса артефактов, множество бесед, и не такие странные истории происходили, разве все упомнишь? Да, моя история не является сама по себе неопровержимой уликой, но вкупе с вашими… Любопытно, да?
— И мы не видим ничего, что опровергало бы ваше предположение о грядущей активации, — пробормотал я. — Вокруг музея сгущаются тучи, происходят убийства, действуют мутные компании, а тут еще «жучок» у Варвары…
— Я чувствую, что напряжение усиливается, — прошептала Варвара. — Скоро что-то произойдет. Одна из сторон победит, другая проиграет. А мы посреди этого. Избавиться от часов не можем — будут последствия, обратиться в органы — хороший повод поместить нас в психушку.
— Почему ваши «спонсоры» настаивали, чтобы часы находились именно здесь? — спросил я.
— Думаю, дело в куполе крематория… — Сергей Борисович с усилием сглотнул. — Это ведь маги, они все понимают, знают про каналы, порталы, центры скопления силы… А вообще мы молодцы. — Якушин вяло улыбнулся. — Все втроем пришли к одному выводу, но разными путями.
— И когда… рванет? — Я поежился. — Не пострадает ли музей?
— Не знаю, уместно ли слово «рванет», — поморщился Якушин, — затрудняюсь объяснить, как такое происходит. Данное явление — не физического порядка, поэтому материальные предметы пострадать не должны.
— Часы стоят, но выставлены на полночь. Это что-то значит?
— Это всего лишь стрелки, — пожал плечами Якушин. — Мы можем их вращать, куда нам вздумается. Не знаю, Никита Андреевич, хотя, возможно, это намек…
— Подумайте в последний раз. Может, избавиться от артефакта?
— Я бы избавился, — признался Якушин. — Но боюсь последствий. Артефакт под наблюдением. «Жучков» может быть больше, чем один, и откуда нам знать, какие «группы быстрого реагирования» отслеживают ситуацию? Какая партия подкинула микрофон Варваре, нам также неизвестно. Но они уже знают, что мы его нашли.
