Коричневая часовня Канарна располагалась на главной городской площади, которая прежде была оживленным местом, заставленным многочисленными лотками. Сейчас площадь представляла собой нечто среднее между строительной площадкой и полем боя; повсюду валялись обломки дерева, виднелись остатки погребальных костров, и идти следовало осторожно, чтобы не споткнуться и не поскользнуться. Загоны, в которых когда-то держали непокорных горожан, были пусты. Основная часть населения сидела по домам, не желая давать наемникам повод для дальнейших проявлений жестокости. Те, кто лишился дома во время битвы или в последующие недели, жили в подвале Коричневой часовни; прежде он использовался как хранилище, а теперь был набит бездомными людьми.
– Этого мало, – сказал Фултон, нарушив молчание, когда они приблизились к дверям церкви. – У нас две беременные женщины, несколько десятков детей и стариков, и я уже не знаю, сколько раненых и истощенных людей. Мы не можем вечно питаться овсяной кашей, сушеными фруктами и водой.
– Я знаю, – просто ответил Ланри.
Коричневый священник остановился перед входом в свою церковь и, повернувшись лицом к Фултону, обнял его одной рукой за плечи:
– Ты помнишь турнир, устроенный по случаю восемнадцатого дня рождения лорда Бромви?
Фултон слегка наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить, и медленно кивнул в ответ.
– Насколько я помню, было очень весело, – продолжал Ланри. – Герцог Эктор всем разрешил участвовать. Даже я попытался вступить в поединок с Бромом. Проиграл, конечно, но он был так добр, что не смеялся надо мной.
Фултон слабо улыбнулся, вспоминая этот эпизод, произошедший пять лет назад.
– А я на поединке сбил Хааке с коня, – припомнил он, – но до сих пор уверен, что стражник мне просто поддался.
– Ты помнишь, что сказал герцог Эктор, когда раздавал награды? – спросил Ланри.
Фултон покачал головой, и Ланри похлопал друга по плечу. Глядя на полуразрушенный, пустынный Канарн, Коричневый священник произнес:
– Братья и сестры, друзья и родичи мои, мы представляем собой единый народ Канарна, народ, твердый духом, гостеприимный и добрый. – Эти слова застряли у Ланри в памяти, и он часто вспоминал их, особенно в последний месяц.
– Твердость духа и доброта нуждаются в топливе, то есть в воде и пище, – рассмеялся Фултон.
– Пожалуй, но давай все же не будем забывать слова старого герцога и попытаемся растянуть эти продукты на возможно большее время, ладно? – И, по-прежнему держа Фултона за руку, он повел его к двери.
В Коричневой часовне царила тишина, и оба вздохнули с облегчением, почувствовав себя в безопасности за ее стенами. Люди обернулись к вошедшим, и Ланри заметил на их лицах слабые улыбки. Скамьи были составлены у стен и превращены в импровизированные койки, и самые слабые и нуждающиеся люди нашли себе здесь дом. Внизу, в подвале, жили те, кто лишился крыши над головой, – мужчины, женщины и дети, дома и лавки которых были разграблены и сожжены.
Кузнец по имени Карахан и его беременная жена Джесмин сидели ближе всех, и Ланри заметил тревогу на лице человека, увидевшего скромно нагруженную повозку.
– Другая тележка у вас осталась на улице? – спросил Карахан.
– К сожалению, нет. Похоже, сегодня вечером у сэра Певайна нет особенной охоты творить добро, – ответил Ланри, улыбаясь Джесмин, которая тяжело ворочалась на неудобной, жесткой скамье.
– А лекарств что, тоже нет? – воскликнул кузнец. – У нас почти закончился лечебный корень, а колики все сильнее и сильнее.
Ланри покачал головой и заметил, как огорчилась Джесмин. Лечебный корень был болеутоляющим средством, недорогим и весьма распространенным, но, поскольку единственная аптека в городе была уничтожена, Певайн забрал себе все запасы этого лекарства, и теперь оно ценилось дороже золота.
– Возможно, мне удастся найти немного у себя наверху, но это последние остатки; потом придется терпеть, пока наемники не выдадут нам еще. Ведь у меня есть и раненые, которым лекарство тоже нужно.
Ланри просто ненавидел отказывать кому-то в лекарствах. Долгом Коричневых священников была равная забота обо всех людях, и решать, кто больше других нуждается в болеутоляющем, являлось одной из самых неприятных обязанностей Ланри.
– Фултон, – обратился он к трактирщику, – Карахан поможет тебе раздать то, что мы привезли. Сначала распределите пищу среди самых истощенных, потом тем, кто вчера ничего не получил. Если останется что-нибудь, распределите, как обычно. То же самое и с водой.
Фултон кивнул и жестом велел кузнецу следовать за собой. Брат Ланри прошел мимо скамей, занятых людьми, и приблизился к лестнице, ведущей наверх, в его комнату. Люди радостно оживились, ожидая своей порции крупы и воды. В конце нефа стояли бочки для дождевой воды, принесенные с улицы, и он заметил, что запасы ее были совсем жалкими.
– Можно помолиться о спасении душ, а можно о дожде, – обратился он сам к себе, поднимаясь по деревянным ступеням. – Не знаю, о чем лучше.
Он открыл низкую дубовую дверь, которая вела в его спальню. Удобств у священника было мало: все свое постельное белье и одежду он уже раздал нуждающимся – но эта тесная комнатка была ему необходима как убежище от царившего вокруг отчаяния.
Брат Ланри, Коричневый священник, служитель Одного Бога, скинул с себя плащ и тяжело опустился в старое кресло-качалку. На столике справа от него стояла масляная лампа и лежала глиняная трубка. Позволив себе несколько минут посидеть спокойно, Ланри набил трубку табаком со сладким запахом и поднес спичку к чаше трубки. Он развернул кресло к окну, открыл ставни и, раскачиваясь, глядел наружу на темный город-призрак, лежавший внизу. Он глубоко затянулся и попытался придумать, как бы еще поднять дух жителей. Недели, прошедшие после взятия города, тянулись бесконечно. Да, народ Канарна вынес больше, чем могли вынести обычные люди, под властью сначала рыцарей Красного ордена, а теперь – отвратительных наемников сэра Халлама Певайна.
Попыхивая трубкой, Ланри вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, и начал оборачиваться. Ему помешала рука, которая легла ему на плечо; вторая рука зажала ему рот. Его держали не слишком сильно, неизвестный хотел лишь помешать священнику обернуться.
– Кто бы ты ни был, ты пробрался сюда совершенно бесшумно. За это тебя можно похвалить, – сказал Ланри. – У меня ничего нет и красть нечего, так что боюсь, если ты влез ко мне с этой целью, то будешь разочарован; могу порекомендовать бывшую канцелярию маршала. Все ценное, что осталось в этом городе, собрано у Певайна. – И, отодвинув руку пришельца со своего рта, он поднес к нему трубку.
– Ты бы, Ланри, лучше окно закрывал на щеколду, – произнес знакомый голос, и, услышав его, священник резко развернулся.
– Милорд Бромви! – воскликнул Ланри, и на его морщинистом лице отразилось ликование. – У меня нет слов… – Священник вскочил и стиснул молодого лорда в объятиях.
