Пустота на полу в том месте, где обычно спал Тимон, заставила Алахана прочувствовать тяжесть поручения, отданного другу. Берсерк Варорга не ставил под сомнение его план, он целиком и полностью доверял ему, отчего Алахан чувствовал себя еще хуже – будто он использовал простодушного жителя Нижнего Каста и убедил его идти дорогой, ведущей к неминуемой смерти. Он не мог поступить иначе, но он будет горько сожалеть, если Тимон погибнет.
Быстро облачившись в кожаные доспехи и тяжелый плащ из волчьей шкуры, Алахан взял оружие и вышел в холодные и пустынные коридоры резиденции Алефа Летнего Волка. Он заткнул за пояс два ручных топорика и закрепил на спине боевой топор. Под защитой доспехов и во всеоружии он сразу почувствовал себя лучше.
Коридоры не охранялись, и огромное каменное здание казалось пустынным и похожим на пещеру. Голые стены не украшали ни гобелены, ни военные трофеи. Эти запутанные коридоры служили домом для городской власти, и Алахану было интересно, чью же спальню он занял. По дороге в большой зал он почувствовал покалывание где-то на задворках сознания и остановился. Он начал привыкать к боли, которая сопровождала отношения с тенью, но это ощущение было иным, более мягким, и он резко повернул в другую сторону. Алахан направился к Башне Орека, где хранился туманный камень Тиргартена.
По дороге ему никто не встретился, и только звуки доспехов и шум ветра сопровождали его в пути. За главными покоями, где жил городской вождь, находилась винтовая каменная лестница, ведущая на самый верх. У ее подножия Алахана встретил обжигающий ледяной ветер, резко задувающий вниз, и напомнил, что зима во Фьорлане лютовала не менее жестоко, чем сердитый тролль. Владения Летнего Волка считались наименее суровой частью Фьорлана, здесь было больше пахотных земель и домашнего скота, нежели во всех остальных землях, вместе взятых, но даже здесь зимние ветра задували безжалостно.
Плотнее запахнувшись в плащ и обхватив себя руками за плечи, пытаясь удержать тепло, Алахан начал подниматься по крутым каменным ступеням. Они вились вокруг центральной, тоже каменной, колонны, которая вырастала из задней стены дворца. Саму башню не было видно из остальной части города, и там могли оказаться только вождь Тиргартена и его помощники.
Пока Алахан поднимался на Башню Орека, ветер оставался все таким же злым, а когда дошел до вершины, стало еще холоднее. Круглую площадку ограничивали только низкие стены и арки, и она оставалась открытой всем ветрам. Посредине площадки возвышался постамент, на котором был установлен туманный камень Летнего Волка, а тепло и свет исходили от единственного вечно горящего факела.
Алахан не ожидал увидеть человека, который, сгорбившись, стоял возле постамента. Из-под капюшона, скрывавшего лицо, высовывалась трубка. Кто бы это ни был, он был невысокий, хрупкого телосложения, с шишковатыми пальцами, дрожащими от холода, когда они касались небольшого заострения у основания трубки.
– Приветствую, молодой человек, – произнес женский голос из-под серого капюшона. – Я Руна Грим, Госпожа Облаков из Тиргартена. Чем я могу тебе помочь?
Старуха подняла голову, открывая сияющие голубые глаза на лице, обладательнице которого не могло быть меньше ста лет.
– Госпожа Облаков? – переспросил Алахан. – Я думал, что все члены вашего ордена давно умерли.
Руна усмехнулась и глубоко затянулась трубкой.
– Так и будет – когда я умру. Я последняя из ордена.
– Во Фредериксэнде Госпожи Облаков не было уже пятьдесят лет, а может, и больше… – Он слышал легенды о старых женщинах, которые толковали видения, полученные из туманного камня, но никогда не думал найти одну из них в Тиргартене. – Ну, матушка Грим, я Алахан Алджессон Слеза, и мне нужно использовать туманный камень.
– Ни много ни мало – вождь? – спросила хрупкая старуха, внимательно исследуя взглядом его лицо. – Это объясняет видения.
– Видения?.. – переспросил он и подошел ближе к факелу.
– Одноглазой воительнице и взбешенному могучему воину нужен твой совет. Они далеко отсюда, у них разные причины на то, чтобы с тобой поговорить. Подойди ближе к камню, Алахан Слеза, – произнесла старуха с улыбкой.
Алахан отвернулся от нее и подошел к туманному камню Тиргартена. Камень был молочно-белого цвета, размером с человеческую голову.
Поверхность искажалась и пульсировала, напоминая волны, разбивающиеся о скалы. В самой глубине Алахан разглядел дальние страны и людей, некоторые из них умерли, а другие – еще не родились, и почувствовал, что камень был одним из самых древних на землях раненов. Слеза вглядывался в его белые глубины и видел лица, которые становились все четче, и узнаваемые горизонты Джарвика, города Медведя.
Туманный камень завертелся, закружился спиралью, затягивая Алахана все дальше в свою глубину, пока вождю не удалось рассмотреть отдельное лицо. Утомленное битвой, заросшее бородой, но такое родное лицо Вульфрика, помощника вождя Фредериксэнда.
– Алахан! – воскликнул могучий воин. – Ты жив… Рованоко выпьет за это!
Алахан почувствовал, как все его существо охватила радость, и он тепло улыбнулся Вульфрику.
– Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть армия, друг мой… ибо у нас здесь очень мало людей.
Воин поднял брови и нахмурился.
– Не армия, но пять сотен крепких мужчин и женщин, которые все еще верны тебе.
– Как вы попали в Джарвик? Вы захватили город? – У Алахана была сотня вопросов, и почему-то в присутствии Вульфрика ему хотелось болтать, как мальчишке.
– Успокойся, мы пока в безопасности, – ответил Вульфрик, разговаривая с ним с другого края Фьорлана. – Несколько наших воинов пробрались в часовню и одолжили туманный камень Рулага Медведя. В городе не так много его людей, но он назначил нового вождя Хаммерфолла, и вот он-то – настоящая заноза в заднице.
Алахан откинулся назад. Неожиданно он почувствовал себя лучше. Легкое ощущение, но его было достаточно, чтобы молодой вождь смог убедить себя сохранять надежду.
– Я не уверен, что могу передать, как я рад тебя видеть, мастер Вульфрик.
– Взаимно, парень… мы от тебя далеко, но готовы к битве, – ответил воин. – Халла планирует разбить Грамму Черные Глаза, а затем отправиться в Тиргартен.
Алахан нахмурился и придвинулся к камню, желая лучше видеть старого друга.
– Дочь Алефа… она жива? – спросил он, удивленный, что Вульфрик в бою подчиняется женщине.
Воин неожиданно встал на ее защиту.
– Она наш капитан. Она спасла жизни многим раненам, парень. Если бы я был тобой – я бы внимательно к ней прислушался. – Он снова улыбнулся. – Если она когда-нибудь выберется из кровати, ленивая сука. Укус какого-то мелкого Горланского паука – и она неделями валяется в постели.
– Скажи ей, что чертоги ее отца теплее, чем мои, – ответил он, радуясь союзникам – и не важно, кто они.
– Только между нами, Алахан, – она не совсем на твоей стороне. Твой отец убил ее отца… такие раны не заживают за одну ночь.
