– Перестань! Давай будем честны – мы абсолютно разные, отсюда раздражение и непонимание. Порой мне даже кажется, что ты меня с трудом выносишь!
– Но это свойственно всем парам! – крикнул он. – Нормальные человеческие отношения!
– А любовь? – грустно спросила Лайза.
– При чем здесь любовь?
Она почувствовала, что вот-вот брызнут предательские слезы, но усилием воли заставила себя сдержаться и спокойно произнесла:
– Вот именно, любовь здесь давно ни при чем! Что нас связывает? Привычка?
Он пожал плечами – мол, какая чушь!
– Со мной не надо играть, Стас! От наших отношений мне всегда нужно было только одного – искренности. Я согласна не меньше, чем на любовь. А ее нет, прости…
– Повторяю! – крикнул он. – Я тебя не понимаю!
– Что тут понимать? Расстаемся, и точка! – упрямо выдавила Лайза.
В горле стоял какой-то ком, и она уже едва сдерживала слезы.
В общем, как сказал ее любимый писатель Набоков, «метались малиновые тени мелодрам»!
Все было такое противно малиновое, что просто жуть!
– Восемь лет вместе! Это тебе о чем-нибудь говорит?! – Стас стукнул кулаком по столу.
– Считай, что нам обоим дали восемь лет за какую-то провинность. А теперь мы вышли на свободу!
– Ах, вот как?! Ну-ну! Не пожалеешь? – спросил он.
Этого Лайза ему точно не могла простить.
– Да пошел ты знаешь куда?!
– Конечно, знаю! – усмехнулся он и ушел.
* * *
Она отвернулась к окну. Звук захлопнувшейся двери прозвучал как контрольный выстрел.
Значит, он все-таки ушел! И в квартире теперь тихо и пусто.
«Ну и черт с ним, – сказала она себе самой, – и к лучшему! Теперь буду жить для себя, научусь заваривать серьезный чай и делать сложносочиненные салаты и прочту наконец Шопенгауэра».
Прекрасно – она теперь молодая независимая женщина с массой свободного времени и разными идеями насчет того, как этим временем распорядиться.
А с личной жизнью все постепенно наладится, она непременно встретит надежного и ответственного мужчину!
Примерно так думала Лайза, засыпая…
И что вы думаете? Ее положительного настроя хватило ненадолго – уже на следующий день она погрузилась в тоску и меланхолию.
Какие-то недобрые мысли стали одолевать – что, если с разрывом она поспешила?
Наверное, если бы Стас позвонил – Лайза сдалась, они помирились, и все пошло бы, как раньше, – но он не звонил.
К вечеру она уже просто сходила на нет от этой пустоты.
За окном, как говорят англичане, лил «дождь котов и собак», в горле першило, а на душе было невыразимо муторно.
Лайза сидела на подоконнике, смотрела на унылое серое Замоскворечье и слушала песни в исполнении Миннелли. Той тоже было грустно, она тоже знала, что такое предательство.
А на второй день выяснилось, что Лайзе совсем ничего не хочется. Не хочется читать Шопенгауэра, слушать музыку, гулять, идти на работу, вставать с кровати – вообще ничего.
О-о-о! Ее депрессия взвыла от восторга и начала с упоением отгрызать девушке голову. Лайза валялась в кровати, чувствуя какую-то дикую апатию и опустошенность. Хотелось только одного – накрыться одеялом с головой и лежать так целую вечность.
Все-таки она нашла в себе силы – на автопилоте встала и поплелась на кухню варить кофе. Потом так же на автопилоте потащилась в магазин за продуктами, где ни с того ни с сего купила торт.
Дома, наплевав на фигуру, Лайза начала поедать этот исключительно вкусный, но невероятно калорийный продукт в надежде на то, что ей, может быть, полегчает. Увы – радости не прибавлялось…
Она будто питалась своей грустью. Ела торт – кусочек за кусочком, вскармливала свою грусть, и ею же питалась, и при этом была противна самой себе, – и слезы капали в голубые розочки на торте!
Так прошел второй день ее свободной независимой жизни.
И третий день новой жизни принес Лайзе мало радости.
Она, конечно, пыталась себя организовать – с утра честно уселась за ноутбук и начала работать над статьей о гуманной бездетности, но дело не пошло.
Когда Лайза поймала себя на мысли, что уже сорок минут сидит и тупо пялится в пустой экран, стало ясно – это плохой сигнал!
Тогда она сварила себе кофе. С чашкой в руках вернулась за рабочий стол. Неосторожное движение – и клавиатура залита очень ароматным, бодрящим напитком! Экран погас, компьютер не загружался.
«Ну что ж мне так не везет?!» – всхлипнула Лайза и поплелась принимать душ.
После душа она по привычке хотела воспользоваться любимым парфюмом, но флакончик вдруг выскользнул из рук и разбился.
Вспомнив, что эти духи ей подарил Стас, она разревелась.
А к концу недели свободная независимая женщина перешла на антидепрессанты. Оранжевые такие, веселые таблеточки.
Лайза просто отправилась в аптеку и купила упаковочку. Может, хоть химия поможет обрести иллюзию счастья?
Собственно, антидепрессанты и еда стали для Лайзы единственным утешением. Оранжевая таблеточка плюс углеводы в ассортименте!
Вскоре, взглянув на себя в зеркало, Лайза пришла в ужас. Разве такой хотела видеть ее мама? Морда круглая, глаза какие-то оловянные, без всякого намека на интеллект… И, кажется, даже волосы находятся в депрессии: как ни укладывай – стоят дыбом!
В общем, общее состояние близко к тому, что в физике называется «стремиться к нулю»!
Про работу Лайза, конечно, и думать забыла, в редакции не появлялась уже неделю.
Между тем, пора бы уже и честь знать – надо выходить на службу. Зарабатывать, так сказать, на хлеб насущный… А как себя заставить, когда настолько в лом?
Но поскольку, кроме как на себя, рассчитывать не на кого, она все-таки собрала жалкие остатки воли в кулак и на восьмой день свободной депрессивной жизни отправилась в родную редакцию.
* * *
В кабинет главного редактора известного глянцевого журнала Нины Сафроновой Лайза вошла весьма уверенно, почти как к себе домой, поскольку водила с главредом давнюю дружбу. Нина, или, как все ее называли, Нинон, была институтской подругой Лайзы. Уже после окончания вуза, открыв собственное издание, Нина пригласила Лайзу к себе в редакцию, где та вскоре стала ведущим журналистом. По счастью, подругам удалось сохранить дружбу и отношения «на равных», невзирая на руководящую должность Нины.
– Привет! – хмуро сказала Лайза с порога.
– Ну наконец-то появилась! Что за свинство? На мои звонки не отвечаешь, сама не звонишь?!
Лайза пожала плечами и устало плюхнулась в кресло.