Обо всем этом Слащев хорошо знал и ясно отдавал себе отчет, что в такой обстановке его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Встречи со Слащевым «Ельскому» приходилось устраивать при соблюдении строжайшей конспирации. Он использовал все свои навыки старого подпольщика, чтобы обезопасить себя и офицеров, с которыми поддерживал связь, от провала на начальной стадии работы. Ведь в Константинополе действовали по крайней мере три официальные контрразведки. Все они хорошо оплачивались и могли вербовать многочисленных агентов для выявления подпольной работы большевиков.
Главным объектом их устремлений являлась Российско-Украинская торговая миссия, сотрудники которой не без основания подозревались в агитации среди врангелевских солдат за возвращение домой. Переполох среди контрразведчиков вызвало появление в середине февраля 1921 года первого номера подпольной газеты «Константинопольские известия», органа городского комитета коммунистической партии. Усиливалась агитация и непосредственно в военных лагерях.
В целях большей безопасности Слащев со своим начальником штаба генералом Дубяго и другими офицерами поменял место жительства, снял дачу на берегу Босфора и организовал товарищество по обработке фруктовых садов. В это же время «Ельский» добивается через Дзержинского присылки ему моторной лодки, которую, вероятно, предполагалось использовать для вывоза генерала и его группы из Турции в случае непредвиденных обстоятельств.
Шло время. День ото дня Слащев все больше укреплялся в мысли просить советские власти разрешить ему вернуться.
Окончательное решение созрело у него в мае. По крайней мере именно в мае чекисты перехватили письмо из Константинополя в Симферополь, где сообщалось, что Слащев выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства. Письмо было адресовано артисту Симферопольского театра М. И. Богданову, а автором его был Федор Исаакович Баткин.
Здесь необходимо пояснить, кто такой Баткин и почему он знает самые сокровенные мысли генерала Слащева. Недоучившийся студент, в феврале семнадцатого — член севастопольской эсеровской организации, он был призван тогдашним командующим Черноморским флотом вице-адмиралом А. В. Колчаком на военную службу и стал одним из руководителей так называемой «Черноморской делегации», командированной на Балтийский флот, Западный и другие фронты, чтобы побудить матросов и солдат вести войну до победного конца.
В ноябре того же 1917 года он уезжает в Новочеркасск, участвует в знаменитом «ледяном» походе под руководством генерала Л. Г. Корнилова. При правлении А. И. Деникина работает в отделе пропаганды — «Осваге». Летом 1920 года эмигрирует в Турцию, сотрудничает в газетах Константинополя и в качестве журналиста сближается с прибывшим из Крыма Слащевым, надеясь получить от него документы о действиях врангелевцев в Крыму для своей будущей книги. Эта короткая информация о Баткине необходима для того, чтобы читатель мог представить себе его личность, весьма склонную к авантюрам и непродуманным действиям.
Тем временем в Симферополе уполномоченный Всеукраинской ЧК С. Б. Виленский, курировавший по указанию Дзержинского операцию возвращения генерала Слащева в Россию, завербовал получателя письма Баткина, артиста М. И. Богданова, и направил его в Константинополь с целью выхода на связь со Слащевым и оказания содействия в организации выезда генерала в Крым.
Прибыв в Турцию, Богданов первое время точно выполнял задание чекистов: установил контакт с Баткиным и через него со Слащевым; сообщил генералу, что ему обещана полная амнистия и даже должность в Красной Армии.
Но освоившись в Константинополе, Богданов стал необдуманно расширять круг связей среди белоэмигрантов, выдавая себя чуть ли не за официального представителя Советского правительства по организации репатриации врангелевцев на родину. Вполне естественно, что он попадает в поле зрения врангелевской контрразведки, которая усиливает работу как по самому Богданову, так и по тем офицерам, с которыми он вступал в контакт. В результате намеченный план возвращения Слащева оказался под угрозой срыва. Кроме этого, обещанные чекистами деньги для передачи капитану судна, на котором предполагалось вывезти Слащева из Константинополя, пока не подоспели. Срок осуществления операции пришлось отложить.
Организуя возвращение Слащева, чекисты действовали на свой страх и риск, поскольку конкретного решения на сей счет руководство Советской республики, а конкретно Политбюро и ЦК РКП(б), к тому времени еще не приняло.
Богданов вернулся в Севастополь для отчета и вновь появился в Турции уже в сентябре. Однако поведения своего не изменил. По Константинополю поползли слухи о возможном отъезде Слащева в Россию.
Надо сказать, что помимо ВЧК в Константинополе развернула свою деятельность и военная разведка Красной Армии. При этом хорошо налаженного и заинтересованного взаимодействия двум службам наладить не удалось. Сейчас трудно сказать, где оборвалась цепь—то ли наверху, в Москве, то ли на уровне исполнителей в Константинополе. Но потеря контакта в работе по группе Слащева была налицо. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что в Политбюро ЦК РКП(б) в начале октября 1921 года поступил на рассмотрение доклад сотрудника разведупра войск Украины и Крыма Дашевского с предложениями по переброске генерала и ряда офицеров из Турции на советскую территорию.
Первоначально о своих соображениях Дашевский сообщил секретарю ЦК Компартии Украины Ф. Я. Кону, этот немедленно связался с Л. Д. Троцким. Было решено направить Дашевского со всеми материалами в Москву.
Изучив привезенные Дашевским предложения, Троцкий написал записку в Политбюро: «…Считаю, что нужно «условия» принять, т. е. переправить их в Россию. Формальное руководство делом было возложено на т. Дзержинского. Может быть, послать т. Дашевского к Дзержинскому?»
Разведупровские материалы Троцкий переслал Ленину.
Председатель Совнаркома со своей стороны предложил для детального обсуждения и подготовки проекта окончательного решения создать комиссию в составе Л. Б. Каменева, И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова.
На состоявшемся 7 октября 1921 года заседании Политбюро ЦК РКП(б) предложение Ленина было поддержано, и в тот же день комиссия приступила к работе, а к вечеру Каменев подготовил проект решения Политбюро. В нем говорилось, что целесообразно «предложение признать приемлемым, т. е. согласиться на переправку Слащева и компании в Россию». Кроме того, предусматривалось поручить Уншлихту вызвать к себе Дашевского, проверить все еще раз (под этим понималось сопоставить данные военной разведки с материалами ВЧК—А 3.) и принять на себя непосредственные руководство дальнейшим проведением операции.
Несмотря на то что Ленин воздержался при утверждении этого решения, Политбюро не нашло причин для отклонения проекта и утвердило его на своем заседании 10 октября.
Таким образом, вопрос был решен на самом высшем уровне.
Теперь предстояло продумать последующие за возвращением Слащева действия и, прежде всего то, как эффективнее использовать репатриантов для дальнейшего разложения белой эмиграции. Предварительное заключение на эту тему представили в Политбюро Уншлихт и Троцкий.
