Но теперь, глядя на нее, он ощутил прилив сочувствия. Он пересек комнату, обмениваясь приветствиями и обещаниями потанцевать позже, и подошел к ней.
– Лада?
Она моргнула и медленно перевела на него взгляд.
– Что, – сказала она тоном, лишенным всякой интонации, всякого чувства.
– Хочешь потанцевать?
Ее лоб ожил, и на лице появилось выражение, слегка напоминавшее прежнюю Ладу.
– Ты так сильно меня ненавидишь?
Он рассмеялся.
– Это может быть весело.
– Да, я обожаю позориться на глазах у сотни незнакомых людей.
– Ты не можешь танцевать хуже, чем жена Неби-паши. Она грациозна, как беременная свиноматка.
Лада фыркнула.
– Да, а я грациозна, как пронзенный копьем и медленно умирающий кабан.
– Даже пронзенный копьем и умирающий кабан все еще способен убить человека.
Это, наконец, заставило ее улыбнуться, но она сразу посерьезнела.
– Давай же. Помнишь, как мы танцевали, когда были детьми?
– Я помню, как бросала тебя на землю и тыкала лицом в кучу золы из очага.
– Точно! А помнишь, сколько времени ты тренировалась с янычарами?
– Да, училась сражаться.
– Сражение – это тот же танец! Только в конце я остаюсь целым и невредимым. – Раду протянул руку и, к его удивлению и радости, она ее взяла.
Как ни странно, Лада танцевала очень изящно. Ее движения не были красивы, но в них сквозила плавность и сила, приковывавшая к себе взгляд. Долгие годы тренировок научили ее инстинктивно ощущать свое тело и его движение сквозь пространство. Выражение лица у нее было такое, будто она вот-вот убьет своего партнера – но это ничего, Раду к этому привык.
А если честно, он по этому скучал.
Двигаясь по кругу с другими парами, они оказались рядом с супругой Неби-паши. Раду бросил на нее многозначительный взгляд, потом поднял брови, взглянув на Ладу, и она рассмеялась так резко и громко, что ее смех не заглушила даже музыка. Он с трудом не рассмеялся сам.
Танец закончился, и Лада прижалась головой к его плечу, продолжая смеяться.
– Ты был прав! Она двигается как беременная свиноматка.
Раду серьезно кивнул.
– Каждая партнерша здесь обладает собственной фермерской ценностью, а я проделал круги с каждой из них.
– Скажи мне, что за животное Хюма.
– Кошка со слабыми бедрами, слишком гордая, чтобы перестать бегать за мышами.
Лада захихикала, пряча лицо за его плечом.
– А жена Халил-паши?
– Гусыня со скверным характером и хлопающими плоскими лапами.
– А как насчет дорогой невесты Мехмеда? Какое она животное?
– Да, – прервал ее низкий голос. – Кто моя невеста?
Лада дернулась и отскочила от Раду. Они оба смотрели в пол, чтобы не встречаться взглядом с Мехмедом. Впервые за все время празднеств Раду оказался так близко к нему. От гостей Мехмеда всегда отделяла плотная ткань или кольцо сановников, и он всегда находился рядом с Ситти-хатун.
– Прими наши поздравления со свадьбой, – сказал Раду.
– Не надо.
Раду поднял глаза, пораженный резким тоном Мехмеда.
– Пожалуйста, только не вы. Я больше не могу выносить этот…
– Он махнул рукой, указывая на комнату и всех, кто в ней находился. – Только не говорите, что этот кошмар украл у меня моих единственных друзей.
Лада молчала, глядя на Мехмеда глазами, которые казались темнее угольных жаровен.
Раду попытался улыбнуться.
– Может, она – певчая птица?
Мехмед презрительно фыркнул.
– Раз ты так считаешь, значит, ты ни разу не слышал ее голос. Нет, моя драгоценная невеста – это загнанная в угол, никому не нужная мышь, которая пищит, дрожа от страха.
Возможно, клочок подлости в груди Раду и не рассосался, поскольку, услышав это, он разбух от радости.
– Зато она милашка, – сказал он, то ли чтобы побороть собственную низость, то ли в надежде услышать возражения.
– Она – пустое место. – Мехмед повертел головой в обе стороны и потянулся. В его движениях чувствовалась злая энергия. – Мне хочется танцевать.
Раду взглянул на помост, на котором в шатре все еще сидела невеста Мехмеда, одинокая и покинутая. Казалось, она плачет.
– Не думаю, что Ситти-хатун хочет…
– Не с ней, – перебил его Мехмед. Он протянул руку Ладе. Раду изумленно посмотрел на него, а через пару секунд увидел, что Лада делает то же самое. Только она смотрела на его руку не в смущении. Она смотрела на нее с яростью.
– Сейчас? – Ее голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Сейчас тебе захотелось потанцевать? Сейчас ты хочешь со мной поговорить? Угли в ее глазах вспыхнули и превратились в пламя. Раду привычно отступил назад, но вместо того чтобы нанести удар, Лада развернулась и выбежала из комнаты.
– Что я такого сделал? – спросил Мехмед, сдвинув брови.
Раду почесал затылок. Он не знал, почему Лада отреагировала так бурно, но у него долго не было возможности поговорить с Мехмедом, и теперь он ее не упустит.
– Мы… видели тебя. Перед тем, как сюда приехать. В гареме.
Лицо Мехмеда не дрогнуло.
– С твоим… ребенком.
Мехмед закрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Ах, да. Мой сын. – Он положил руку на плечо Раду. Все приветствия, танцы, дружеские прикосновения, которыми обмениваются люди во время прятной беседы, показались сном. Прикосновение Мехмеда было похоже на пробуждение. – Это странно, не правда ли?
Раду с облегчением вздохнул и улыбнулся. Мехмед понимал его чувства, когда они были вместе! Это было нормально, это было взаимно, они могли бы…
– Все забывают, что я уже отец.
Раду едва заметно выдохнул и понял, что ошибся.
– Да. Это странно.
– Я смотрю на ребенка, и он кажется мне таким чужим. Это все равно что спать в чужой постели. – Мехмед убрал руку с плеча Раду и поднял обе ладони вверх. – Но, как бы сказал мой отец, это мой долг.
– Как и Ситти-хатун.
– Да, как и Ситти-хатун. Я буду счастлив, когда это, наконец, закончится, мы вернемся домой, и все снова станет, как прежде.
Коротко кивнув, Мехмед с рассеянным видом отошел в сторону. Раду продолжал следить за ним, как за небесным светилом. Поэтому когда Мехмед незаметно выскользнул из залы в тот момент, когда внимание всех гостей было приковано к поэту, начавшему читать стих, это заметил только Раду.
