– Как всегда.
Мехмед мрачно рассмеялся.
– Как всегда. Боюсь, она никогда не простит меня за то, что я не взял ее с собой. Но тут не место для женщины.
– Лада не женщина.
– Как бы то ни было, я не мог подвергнуть ее такой опасности. Но ты! Все это время ты мог бы быть рядом!
Раду слегка отодвинулся, увеличив расстояние между ними. Он не знал, радоваться ему тому, что Мехмед взял бы его с собой, в отличие от Лады, или прийти в отчаяние от того, что Лада была ему слишком дорога, чтобы ею рисковать, в отличие от Раду. С тех пор, как он оказался здесь, Раду пережил слишком многое. Он никогда не станет прежним. Он слишком многое потерял. Но Мехмед этого не понимал.
– Я должен оставаться с твоим отцом. – Раду поднялся, и колени едва не подвели его, подкосившись так, что он едва не упал на землю, к Мехмеду. Он сделал над собой усилие и встал так же прямо и высоко, как неприступный город за их спинами. – Иначе… – Иначе он не сможет восстановить брешь, которую предательский валун пробил в стене вокруг его сердца. – Иначе весь мой труд окажется напрасным, а я намереваюсь быть для тебя самым полезным Драгвлией. – Он заставил себя улыбнуться. – Лада уже опередила меня на два покушения на убийство. Мне нужно постараться ее догнать, – добавил он нарочито легким тоном.
Мехмед тоже поднялся на ноги.
– Ты говоришь, что должен все это сделать. Но чего ты хочешь?
Раду протянул руку и дотронулся до Мехмеда, до кромки его туники. За спиной Мехмеда он увидел бегущую к ним группу янычар.
Раду улыбнулся своей самой лучшей, самой невинной улыбкой. Улыбкой без коварства, улыбкой, которая говорила: Поведай мне свои тайны, ничего плохого не случится, улыбкой, которая говорила: Для меня не существует ничего, кроме того, что ты видишь, поверь мне, поверь мне. – То, чего мне хочется, не имеет значения. Важно подготовить для тебя путь, который позволит тебе стать таким султаном, которым, как мы оба знаем, ты можешь быть. Ты будешь рукой Господа на Земле, а я сделаю все, чтобы это сбылось.
***
Раду вернулся в лагерь один, думая о том, что Скандербега, в конечном счете, можно было понять. Потому что не существовало ничего, чем бы он не пожертвовал ради Мехмеда.
Включая себя самого.
Лазарь встал, когда Раду вошел в шатер. Раду не ожидал увидеть его снова этой ночью.
– Что стряслось? Ты выглядишь так, будто увидел дьявола, – встревоженно сказал Лазарь.
Раду покачал головой и сел, желая остаться, наконец, в одиночестве, чтобы подумать о Мехмеде и предаться своей изысканной боли.
– Не дьявола. Мехмеда.
Лазарь горько улыбнулся.
– По-моему, разницы нет. Как он?
– Он выглядит больным. Осада выкачала из него все соки.
– Как и следовало ожидать.
Раду свернулся калачиком на кровати и отвернулся, а Лазарь мягко прикоснулся к его плечу. Его ладонь не горела и не жгла так, как ладонь Мехмеда.
– Ты его все еще любишь?
– Всегда буду.
– А твоя сестра?
Раду вздрогнул, вспомнив, как старался Мехмед защитить Ладу. И пожалел, что рассказал Лазарю о том, что между Мехмедом и Ладой есть нечто, чего он так страстно желает.
– Пожалуйста, Лазарь, замолчи.
Лазарь убрал руку, и Раду услышал, как он роется в его ящиках рядом с маленьким письменным столом.
– Я пишу за тебя отчеты. Это займет некоторое время. Ты не против?
Раду что-то проворчал и махнул рукой. Ему хотелось остаться одному, но не хотелось самому писать отчеты. Лазарь часто делал это для него, собирая информацию, а Раду лишь ставил свою подпись. Через несколько минут Лазарь опустился на колени рядом с Раду, держа стопку бумаг так, чтобы Раду было видно лишь то место, в самом низу, где нужно поставить подпись.
Раду не колеблясь подписал все отчеты. После этого Лазарь, наконец, ушел, а Раду зарылся лицом в одеяло. Его сердце билось, охваченное печалью, радостью и тоской по Мехмеду, Мехмеду, Мехмеду.
41
– Чего бы я только не отдал за бродячую банду варваров! – Николае вздохнул, лежа на спине в центре тренировочной площадки. Грязь под ним была утрамбована десятками ног. Из низких деревянных стен круга торчали колышки, на которых висело снаряжение тренировавшихся здесь мужчин.
Как и во все дни на протяжении последних шести месяцев, колышки были пусты.
Тохин уехала вскоре после того, как они взорвали каньон. Ей предстояло добраться до других сторожевых застав, научить других солдат. Лада по ней скучала. Особенно она скучала по взрывам. Но пороха было так мало, что они не могли себе позволить с ним тренироваться.
Лада изнывала от безделья. Сегодня Петру и Матей дежурили со Штефаном. Лада не знала, где находятся остальные солдаты, и ее это не волновало. За неимением сипахов и комендантов вали, им приходилось выполнять самую грязную работу. На прошлой неделе они расследовали кражу свиней с местной фермы. Вор, которого поймали с поличным, оказался дыркой в заборе и полянкой трюфелей в лесу.
Ее ненависть к Мехмеду за то, что он оставил ее здесь, угасла, потушенная страхом, принесенным вестями Тохин об осаде. Она все чаще ловила себя на том, что думает о нем с сочувствием. Даже с нежностью. Представляет себе, что бы она делала, будь он здесь. И тут же пыталась вырезать эти образы из своей головы самым острым кинжалом. Он может обходиться без нее – значит, и она может обходиться без него. У него все будет хорошо. Без нее.
Она стояла над Николае и смотрела на него сверху вниз.
– Тебе хочется меня поцеловать? – спросила она.
Николае издал странный звук, как будто вот-вот задохнется.
– Что?
– Тебе хочется меня поцеловать? – Она ничего не чувствовала, глядя на Николае, но и к Мехмеду до того, как они поцеловались, она не пылала страстью. Возможно, для того, чтобы вырвать его из ее сердца, нужно было найти ему замену. Николае она считала в общем и целом более чем сносным, и приказы он выполнял исправно.
– Пожалуйста, пойми, что я говорю это с самыми лучшими намерениями, – сказал он, встал и отошел от нее, не сводя взгляда с ножа, с которым она играла. – Но я скорее заведу отношения со своей лошадью. И, боюсь, лошади это понравится больше, чем тебе.
Лада задрала подбородок вверх.
– Твоя лошадь заслуживает лучшего.
– Мы оба с этим согласны. – Заметив, что в ближайшую минуту его точно не зарежут, Николае присел на стену рядом с ней. Его отказ Ладу не расстроил – значит, поцелуй с ним не решил бы ее проблем.
– Ты для меня как сестра, – сказал он. – Блистательная и вспыльчивая сестра, которая временами внушает мне ужас, и за которой я последую на край земли, отчасти из-за уважения, а отчасти потому, что я не знаю, что ты со мной сделаешь, если я не послушаюсь.
