– Он был добр ко мне тогда, когда это не могло принести ему никакой выгоды.
Удовлетворенно хмыкнув, Скандербег вытащил из седла помятую металлическую флягу, сделал глоток и вытер губы. Он выглядел расслабленным и явно не собирался бросаться в атаку. Глядя на мужчин Скандербега, Раду заметил, что они сидят, ссутулившись, и смотрят на опустошенные и сгоревшие поля. Раду подумал, не они ли все это подожгли.
– Кажется, победа вас не очень радует, – сказал Раду.
– Ах, да, моя победа. – Скандербег оскалил зубы и широко развел руки. – Я остаюсь хозяином истерзанной и сожженной земли, моя казна пуста, мои люди больны, а поля уничтожены. Но моя гордость осталась нетронутой! Моя проклятая гордость и свобода моего народа не наполнят их желудки этой долгой зимой. Некоторые победы – это скорее поражения, надевшие не тот наряд. – Он сплюнул на землю. – Как ты думаешь, сколько людей мы потеряем, если моя гордыня потребует совершить еще один акт неповиновения нашему султану?
– Я потеряю своего друга. Даже если вы не заберете Кумала, промедление и лишения приведут его к смерти. Мои мужчины очень устали и злятся из-за поражения, чувствуя себя униженными. Твои ожесточены ценой, которую пришлось заплатить за победу. Подозреваю, что ты уедешь прочь, как всегда, но не заработаешь при этом ничего кроме янычарской крови, перемешанной с кровью твоих собственных людей, чтобы оросить твои мертвые поля. Я тоже вряд ли выживу, и это меня огорчает.
Скандербег задумчиво кивнул.
– Ты говоришь, он добрый человек?
– Самый добрый из всех, кого я знаю.
– Тогда хорошо. Мы опаздываем на ужин. Передай от меня привет Мураду, Раду Красивый.
Раду сделал все, чтобы облегчение, разлившееся по его телу, не отразилось на лице. В знак уважения он слегка наклонил голову и направил лошадь вперед, в то время как Скандербег отъехал в сторону, приказав своим людям сделать то же самое.
Всю следующую милю Раду сидел напряженный, ожидая, что вот-вот в его спину вонзится стрела. Но стрела так и не прилетела. Он молча произнес благодарственную молитву доброте Кумала, которая в очередной раз спасла ему жизнь.
***
Мурад не перестал пить. Все с таким старанием избегали разговоров об этом, что не могли говорить ни о чем другом.
Однажды поздно ночью Раду шел по улицам Эдирне. Зимняя стужа глубоко проникла в камни города, излучая холод и вытягивая тепло из его костей. Люди были похожи на здания: они жались друг к другу, смотрели из-под полуприкрытых век, подозрительные и злые от холода.
Он останавливался везде, где собирался народ – в мечетях, постоялых дворах, на рынках. Тон пересудов был один и тот же. Казармы янычар, обычно неистово шумные во время трапезы, были такими же тихими, как скованные морозом деревья. Раду проскользнул в них в своей янычарской шапке и сел в конце стола, повесив голову над тарелкой.
– …собирается охранять свою землю и свой доход? После того, как сипахи потерпели неудачу в осаде? А наше жалованье остается прежним. Ему следовало бы пожить на свою заработную плату, чтобы дать нам часть того, что…
– …болен, моя девочка говорит, что ему недолго осталось. Что будет с нами? Если мы не смогли взять город Скандербега, только представь, что сделает с нашими рядами осада Константинополя. А я лучше уйду, чем буду служить под маленьким зилотом…
Ничего нового. Вздохнув, Раду отодвинул тарелку и вышел обратно в ночь, глядя на небо. Тяжелые облака давили на Эдирне, неясно вырисовываясь вдали и отрезая город от звезд. Возможно, и к лучшему. Раду сомневался, что в сегодняшних звездах можно было увидеть добрые предзнаменования.
Во дворце воздух был кислым и спертым, как в могиле. Раду старался не шуметь, прокрадываясь мимо дверей, где всегда жаждали его присутствия, к своей комнате.
Его сапоги тяжело упали на пол напротив камина. Пламя было невысоким, но достаточно сильным, чтобы прогревать комнату.
Он так устал.
Мурад призывал его к себе в любое время дня и ночи, часто требуя, чтобы они не ложились спать до рассвета. Раду читал свою поэму так много раз, что часто просыпался с головной болью и сухостью во рту от того, что повторял ее во сне.
Если в мире есть хоть какое-то милосердие, то сегодня ночью Мурад о нем не вспомнит.
На прикроватном столике лежала пачка писем. Он перебрал их, не обращая внимания на приглашения от разных знакомых, которые продолжали делать вид, будто его возвращение – повод устроить праздник. После Круи у него не осталось сил притворяться, будто ему нравятся вечеринки. Он видел, как погибают люди.
Он убивал людей.
А теперь он снова находился в исходной точке, ни на шаг не приблизившись к тому, чтобы помочь Мехмеду. А Мехмед был так же далек, как всегда.
Раду остановился, увидев письмо, написанное нетвердым почерком, и раскрыл его.
Письмо было от Кумала. Раду откинулся назад и радостно улыбнулся. Кумал выздоравливал и набирался сил. Но фраза в конце письма удивила и встревожила Раду.
Надеюсь, что весной я буду чувствовать себя настолько хорошо, что смогу побывать на твоей свадьбе с Назирой, на этом радостном событии, которым мы насладимся в тепле взаимной симпатии. А до тех пор, мой дорогой брат, береги себя.
Раду рассмеялся, не веря своим глазам. Вероятно, Кумал считал, что тот факт, что он выжил, не отменяет договора, заключенного на смертном одре. Но Раду не мог сразу же ответить Кумалу, что это невозможно. Он не хотел, чтобы разочарование подорвало слабое здоровье его друга.
Раду не знал, имел ли он право жениться. Янычарам жениться не позволялось, но он, несмотря на командирский чин, был не совсем янычаром. Он подозревал, что это зависело от прихоти султана. Брак с Назирой не давал никакого политического преимущества, поскольку положение Кумала зависело от милости столицы, и они не были богаты. Назира могла найти себе партию получше – пашазаде или другого вали. Почему Кумал захотел для нее именно этого?
Тут он все понял, и его пронзила горечь. Для своей сестры Кумал хотел самого лучшего, то есть он хотел для нее того, что, по его мнению, могло сделать ее счастливой. Ее милое внимание, застенчивые улыбки, радостный блеск в глазах, когда он заходил к ним в гости – Раду выбрал не Кумал. Его выбрала Назира.
Но разве он мог отдать свое сердце Назире, если оно было до краев наполнено Мехмедом? Она была чиста и открыта. Ему нужно убедить Кумала в том, что Назира заслуживала большего, чем он мог ей дать.
Раду вздрогнул, услышав легкий стук в дверь. Мальчик-слуга, широко раскрыв глаза, смущенно поклонился.
– Султан просит вашего присутствия.
Раду вздохнул.
– Конечно, просит. – Он улыбнулся слуге улыбкой осажденного, и лицо мальчишки просветлело. – Ты в последние дни хотя бы немного спал?
Мальчишка покачал головой.
