От потери крови и пережитого страха ее трясло так, как никогда в жизни.
– Ты меня спас, – сказала она.
– Конечно, спас.
Она покачала головой.
– Не когда я падала, а когда мы оба лежали на полу перед Ильяшем. Ты выбрал меня, а не Мехмеда.
– Ты – моя семья, – прошептал он. В конце концов, Лазарь был прав.
Он держал ее, гладил ее волосы и плакал. Наконец, дверь открылась, и мужчины Лады ворвались в комнату с далеким и приглушенным ревом.
51
Ильяш не погиб от падения, хотя Лада подозревала, что он бы предпочел умереть. Она удивилась, узнав, что Казанци Догана оправдали благодаря информации, которую тюремные стражники выжали из Ильяша. Казанци Доган не участвовал в заговоре и не планировал убийство Мехмеда, а лишь хотел захватить Эдирне в качестве залога для еще большего повышения жалованья.
Осуществить свой замысел Ильяшу было очень просто: он ходил по дворцу, отдавая янычарам приказ бежать в город и разжигать костры. О том, зачем это было нужно, знали только он и его пособники-янычары.
Лада заерзала на своем сиденье. Ноющая боль в боку не прекращалась ни на секунду, независимо от того, двигалась она или нет, занималась чем-то или вообще ничего не делала. Она чувствовала, что сама не своя, у нее болела голова и она быстро уставала. Но она шла на поправку.
Она посмотрела на Раду. Его взгляд блуждал по внутреннему двору.
Главный садовник установил кол и насадил на него Ильяша. Ильяша, который разрешил ей тренироваться с его людьми. Ильяша, который дал ей шанс проявить себя и который гордился тем, что она показала. Ильяша, который дал ей ответственность и власть в империи, в которой она так и осталась бы незаметной.
Ильяша, который ранил ее кинжалом.
Она не знала, на что надеяться – на то, что он умрет быстро или что помучается в своей агонии. Его сообщнику повезло больше: он истек кровью и умер прямо на полу, пока врач сшивал Ладу черными нитками.
– Ты оказал ему услугу, – сказала она Раду так тихо, что ее не услышали ни Мехмед, ни собравшиеся официальные лица. Великий Визирь Халил был здесь. На этот раз он в заговоре не участвовал. Но он также отвечал за замену личного состава тюремных стражников, вытягивающих информацию.
– Кому я оказал услугу? – безжизненно спросил Раду, не глядя на нее.
– Янычару, которого ты убил. Сообщнику.
Раду скорчился от боли.
– Лазарь. Его звали Лазарь.
– Ты его знал?
Раду не ответил. Лада пожалела, что не знает, что говорят в таких случаях, не знает, как люди утешают друг друга. Будь на ее месте Раду, он нашел бы, что сказать.
– Он был первым человеком, которого ты убил?
– Нет. Но это был первый раз, когда я совершил убийство.
Лада фыркнула.
– Он был изменником, а ты избавил его от агонии отстроченной смерти. Он такого даже не заслужил.
– Он пришел, чтобы защитить меня, – горько усмехнулся Раду. – Он беспокоился, как бы мне не причинили вред.
Лада взяла Раду за руку и удивилась, что он позволил это сделать. Она крепко сжала его ладонь.
– Ты спас всех нас.
– Однажды ты сказала мне, что одни жизни ценнее других. Сколько еще смертей случится, пока наши жизни не перестанут перевешивать другие?
Лада не знала, что ответить.
***
После казни Ильяша появилась официальная версия произошедшего. Согласно ей, янычары подняли мятеж без причины, просто потому, что привыкли это делать. Тем же вечером Мехмед велел уволить Казанци Догана и публично высечь, пока кожа на его спине не превратится в кровь. Он объявил о всеобщем повышении жалованья для янычар, а также о грандиозной военной реформе. Мехмед готовился стать военным главнокомандующим, чтобы все нити власти сосредоточились в его руках.
Через несколько дней после нападения Лада окрепла настолько, что смогла присоединиться к Мехмеду в его размышлениях по поводу изменения структуры войск. Раду был уже с ним. Он выглядел встревоженным и нервно ходил взад-вперед, неподвижно глядя перед собой.
Лада вспомнила лес на склоне горы в Амасье, в который она больше не могла ходить, и ей стало жаль Раду. Она как раз собиралась предложить им перейти в сад, когда они все с изумлением увидели евнуха, сопровождавшего Халиме.
– Халиме-хатун, – объявил евнух. Она поклонилась и, увидев Ладу, робко улыбнулась. Успел позабыть, какая она миловидная, Лада поспешно подавила в себе приступ зависти. Мехмед не захочет женщину, родившую сына от его отца.
Мехмед встал, скрыв свое замешательство за радостным тоном.
– Халиме, чему я обязан честью?
– Вы посылали за мной. Обсудить мое будущее, как сказал посыльный.
– Ах, да, – Мехмед кивнул и предложил ей сесть. Когда она повернулась к нему спиной, он бросил на Ладу и Раду озадаченный взгляд. – Да, ваше будущее. У вас все хорошо?
– Да, спасибо.
– А маленький Ахмет?
Ее лицо озарила живая радость.
– Он очень энергичный. Кажется, они с Баязидом примерно одного возраста.
При упоминании сына Мехмеда Лада почувствовала резкую боль, перекрывшую боль в боку. Она неловко заерзала, желая, чтобы Халиме поскорее ушла.
– О! – Халиме смущенно закрыла рот ладонью. – Я не поздравила с рождением Мустафы. Двое сыновей. Какая удача!
– Еще один сын? – выпалила Лада, не успев сдержаться. Эти слова ранили ее больнее, чем Ильяш.
Еще один сын.
Зачатый после их первого поцелуя, после того, как Мехмед позволил ей почувствовать себя единственной на свете.
Еще один сын.
Раду стал олицетворением притворного восторга.
– На радостях вы, наверное, просто забыли об этом упомянуть.
Мехмед прокашлялся, пряча от них глаза.
– Да, Гульсе пришлось остаться в Амасье. Для нее было небезопасно ехать сюда сразу после родов. Я получил весть только вчера. Как вы узнали?
Халиме заговорщицки наклонила голову.
– Мне сказала Хюма. Она все знает.
– Да, это так. Боюсь, я не смогу сообщить вам ничего официального. Если я могу как-то помочь вам устроить ваше будущее, пожалуйста, дайте мне знать. Вы можете оставаться здесь, сколько захотите. Это ваш дом.
Лада удивилась, почему он до сих пор не отослал Ахмета подальше и не отделил его от матери. Но даже эту мысль быстро затмила другая. Гюльса. Какая она? Как выглядит? Когда Мехмед ее навещал? О чем он думал, погружая свое семя в еще одну женщину?
Халиме мило поклонилась, обрадованная тем, что разговор закончился. После ее ухода Лада не спускала глаз с двери. Она тонула в омуте несчастья и не могла смотреть на Мехмеда. Как она может продолжать делать вид, что гарема не существует, если его жительницы все продолжают рожать ему сыновей?
