Лада превратила свое лицо в камень, а сердце – в гору. Гору, которую никогда ничто не пронзит, чтобы запустить в нее холодный и чистый ручей.
– Меня здесь ничто не держит.
Мехмед закрыл глаза, и гнев и боль покинули его лицо, уступив место отчаянной мольбе. За последние годы он отлично научился использовать эмоции в качестве инструмента. Как же они все повзрослели!
– Ты три раза спасала мне жизнь. Без тебя я был бы мертв. Ты нужна мне.
– Откажись от Константинополя.
– Что?
Лада невозмутимо пожала плечами.
– Твоей жизни угрожает лишь одно: твоя бездумная решимость взять Константинополь. Тебе хочется овладеть этим городом, без всякого на то права, без всякой причины. Перестань о нем думать, и твои враги перестанут тебя убивать.
– Ты же знаешь, что я не могу! – Он соединил руки за спиной и стал мерить комнату шагами. – Эта идея манит меня, дразнит меня. Пророк, мир праху его, предрек, что он будет нашим, и я, султан, должен – должен – позаботиться о том, чтобы его пророчество сбылось. Как мой народ был создан для более великих дел, чем кочевать по пустыням на лошадях, так и я создан для более великих свершений, чем просто поддерживать и сохранять увядающую, свободную от обязательств империю. Мы станем жемчужиной этого мира, на зависть всей Европе, новому Риму. Я буду тем, кто установит этот порядок. Я должен показать миру, какой у меня народ. В этом мое призвание. Я не могу от него отказаться.
Лада кивнула, прикрыв глаза. Ее веки отяжелели под весом будущего, маячившего перед ней.
– Мы отлично друг друга понимаем. Я не могу отказаться от Валахии. Не могу отвернуться от своего дома, какие бы лакомые куски ни падали мне со стола другого хозяина. Я пришла сюда не по своей воле, Мехмед. И жила здесь заключенной.
– Но теперь я прошу тебя! Останься! Выбери меня.
– Чтобы сидеть здесь одной, когда ты будешь уходить в военные походы? Ты не возьмешь меня в Албанию, ты не возьмешь меня в Константинополь. Я буду ненавидеть тебя за это, и яд отравит наши отношения, а я превращусь в одну из твоих невидимых жен, став такой же пленницей, какой когда-то сделал меня твой отец. Если ты попробуешь меня удержать, я буду тебя ненавидеть, и ты потеряешь меня навсегда. Ты уже знаешь, что не можешь мною управлять. Я доказала это в последний раз, когда ты был на троне.
Разрываемый страданием и яростью, Мехмед остановился напротив Лады и схватил ее за плечи.
– Что мне еще сделать?
В этот момент Лада увидела свое будущее. В прошлом она хваталась за все нити, какие только предоставляли ей окружающие мужчины. Отец. Ильяш-бей. Мехмед. Но теперь у нее был нож, и она могла перерезать их все.
Она не обязана была довольствоваться тем, что ей предлагали.
Она собиралась взять то, что принадлежало ей по праву.
При мысли об этом ее лицо засияло как солнце на вершине горы много лет назад.
– Я хочу Валахию.
– Что?
– Сделай меня воеводой.
Мехмед нахмурился.
– Но это титул для князя.
– Тогда сделай меня княжной. Ты же знаешь, я смогу. Отправь меня с войсками янычар, дай мне поддержку империи.
Мехмед пренебрежительно поднял руку, но его голос звучал неуверенно.
– Они тебя никогда не примут.
– Я их заставлю. – Она ждала новых возражений, но они не последовали, поэтому она продолжала настаивать. – Отправь меня туда княжной, продемонстрировав свои мирные намерения. Никто не увидит в этом проявления силы и агрессии. Они поймут, что ты хочешь стабильности, а не власти. Я передам от тебя договоры Хуньяди и всем, кто тебе противостоял. Я распространю весть о мирном Мехмеде, который хочет сохранить то, что у него есть, и ничего больше. А ты спокойно сосредоточишься на Константинополе.
Мехмел заговорил мягким, наполненным страданием голосом. Он не повернулся к ней, не посмотрел на нее.
– Но я потеряю тебя.
Лада всегда знала, что вернуться домой – значит оставить Мехмеда, но только сейчас поняла, насколько это реально. На этот раз ее не гнали, не заставляли уйти. Это был ее выбор – потерять его, и это показалось ей невозможным. Наконец, Раду встретил ее взгляд, и она, протянув руку, обратилась к нему с немой мольбой. Она не могла, не хотела потерять их обоих.
Он покачал головой.
Слова Хюмы, произнесенные много лет назад, пробились сквозь ее броню и пронзили сердце. Чем нужно пожертвовать, чтобы обеспечить себе будущее, в котором никто не сможет к тебе прикоснуться? Теперь Лада точно знала, от сколького ей придется отказаться, ведь она собиралась вырезать свое сердце и оставить его здесь.
Двое мужчин, единственные два человека, которые присутствовали в ее жизни неизменно, оставались в этой империи. Раду и Мехмед дали ей то, чего она не могла дать себе сама, и видели ее такой, какой ее больше не видел никто. Она понимала, что такой, какая она есть на самом деле, ее больше никто не увидит. Они смотрели на уродливую и злобную Ладу и видели драгоценность. А она смотрела на них и видела Раду, своего брата, свою кровь, свою ответственность, и Мехмеда, единственного мужчину, равного ей и великого настолько, что он оказался достойным ее любви.
Перед ней развернулось одно будущее – мрачное, холодное и неизвестное, наполненное насилием, болью и борьбой. За ним, как маяк, мелькало другое будущее – рядом с ее братом и мужчиной, который знал ее и все же любил.
Лада вырезала свое сердце и принесла его в жертву. Она заплатит любую цену, какую ни попросит ее мать Валахия.
– Сделай меня княжной, – повторила она. На этот раз она ничего не чувствовала.
54
Она ушла, а Раду еще долго обнимал и утешал Мехмеда, пока тот рыдал. Радость, наполнившая Раду, напоминала удар в живот, и он надеялся, что память о ней, как кровоподтеки, останется с ним надолго.
– Никогда не покидай меня. – Голос Мехмеда, захлебывающегося своим горем, все же прозвучал как приказ.
Раду закрыл глаза.
– Я тебя никогда не покину. – Мехмед был в его руках, но он знал, что Лада – единственный человек в его сердце. Раду всегда думал, что его собственное сердце наполнено лишь Мехмедом, но Лада, оставив его раз и навсегда, вырвала кусок его сердца, оставив на этом месте залитую болью брешь.
Он сказал, что здесь его дом. Это была одновременно и правда, и ложь. Потому что Лада тоже была его домом, и теперь она ушла.
Призыв к молитве просочился сквозь стены, и мужчины упали на колени. Раду отдал Богу все – свою боль, страх, горечь утраты, свои тайны. Свое бескрайнее, бездонное одиночество.
С молитвой к Мехмеду вернулось спокойствие. Его лицо стало твердым, как сабля предков. Раду вышел за ним на балкон, и они устремили свои взгляды в темноту за городом. Мехмед смотрел на север, в сторону Валахии, куда ушла Лада и ее отряд.
