– Я и не собиралась нарушать правила.
– Конечно, собиралась, Камиль. – Уголки рта Эдель дрогнули. – Дюбарри выглядела так, будто ее ущипнули. У нее даже щеки стали вишнево-красными. Я так тобой гордилась. Мне надо было вообще отказаться делать трансформацию. Пусть бы меня посадили на платформу, подняли наверх, а потом я просто встала бы. Можешь себе представить? Дюбарри скорчила бы такую физиономию, что уродливее в королевстве и не найти. Я и правда подумывала так сделать, но тогда она выпустила бы из меня всю кровь. Она мне самых злых пиявок дает, клянусь.
– Узор, который ты выбрила на голове у девочки, получился грубоватым, – сказала Падма и захихикала.
– Тебя же он развеселил. – Эдель продемонстрировала почти все зубы в широкой ухмылке.
– А я не видела, – проснулась Хана. – Что ты сделала?
– Я выбрила буквы Н – А—В – О—З. Поэтому она и хочет со мной поговорить, – ответила Эдель.
Мы все засмеялись, представляя изображение девочки и выбритого слова рядом с картинкой коровьей лепешки в вечерних газетах по всему королевству. Когда мы были маленькими и хотели выбраться из комнат после отбоя, мы оставляли друг другу записки с этим словом и указанием, где сейчас находится Дюбарри.
В комнату вошла Амбер.
– Я тоже думаю, что вы обе не должны были этого делать. Я даже слышала, как перешептываются слуги. Вы проявили неуважение.
Эдель вздохнула.
– Конечно же, ты так думаешь. Ты всегда делаешь, как велено. И знай, я подсунула девочке один из токенов Дюбарри, чтобы она смогла прийти ко мне, где бы я ни оказалась, и все исправить. Я это ради смеха сделала.
Амбер повернулась ко мне.
– А ты как будешь оправдываться?
– Меня посетило вдохновение, – заявила я. – Так я и скажу Дюбарри.
Амбер сжала губы, в точности как Дюбарри, и в ее взгляде я прочитала: Я-же-говорила-тебе-следовать-правилам.
– Да какая разница, Амбер. Мы обе показали людям представление и подарили репортерам интересный материал для публикаций. Вот в чем смысл, – огрызнулась Эдель.
Амбер сжала кулаки, как будто собралась подраться. И мне снова вспомнилось, что мы с ней поссорились. В ее глазах заблестели слезы.
– А может, Камиль или меня выберут фавориткой. – Взгляд Эдель чуть не прожег в Амбер дырку.
– Еще ничего не решено, – сказала Амбер. – Нам не стоит…
Вошла служанка с графином теплого масла, и мы замолчали. Тихо, словно полет пера, она втирала масло в волосы Падмы, заставляя их блестеть в неярком свете, словно оникс. Потом пришла моя очередь, и каждый мой локон был пропитан сладкой жидкостью и заколот на затылке. Еще одна служанка прикрыла пледом храпящую Валерию, и затем они снова исчезли.
– Дюбарри запретила нам это обсуждать, – сказала Амбер.
Хана и Эдель бросили на меня раздраженные взгляды. Такие же, как Валерия, когда парикмахер укладывала нам волосы в пучки, а Амбер хвасталась, что никто не может создать кудри лучше нее. За спиной девочки всегда называли ее «пташкой» Дюбарри.
– Боишься проиграть, Амбер? – Слова Эдель лишь подлили масла в огонь и еще больше разозлили сестру.
– Это не игра, – сказала я совсем как Дюбарри. – Успокойтесь все. – Я попыталась улыбнуться Амбер, чтобы спустить все на тормозах. Ее руки тряслись, а сама она покраснела с головы до ног, словно ошпаренная.
– А тебе не все равно, Эдель? Ты же ненавидишь быть Прекрасной, – сказала Амбер. Напряжение распространилось по комнате, как толстое одеяло, готовое задушить всех нас. Пока мы росли, такие ссоры разгорались по любому мелкому поводу: из-за стула на веранде, где мы завтракали, из-за оценок… Мы спорили, кто лучше разбирается в истории Прекрасных, кого больше хвалила Дюбарри. Жаркие споры длились неделями, как палящее солнце в теплый сезон.
Хана подняла руки вверх и замахала.
– Прекратите! Мы уже слишком взрослые для этого.
– А еще у нас сегодня день рождения, – напомнила Падма.
– Ой, да мне все равно. – Эдель поднялась из кресла. – Я просто не думаю, что это должна быть ты, Амбер, просто потому что ты всегда все делаешь по указке.
По глазам Амбер было видно, что ей больно слышать такое.
– Быть Прекрасной – это честь…
– У наших экипажей стоял мальчик, – выпалила я.
Эдель, Хана, Падма и Амбер повернули головы в мою сторону. Готова поспорить, что мои щеки стали пунцовыми.
– Он стоял у ворот.
– Мальчик? – Падма хлопнула в ладоши.
– Что произошло? Что он вообще от тебя мог хотеть? – Амбер обрушила на меня шквал вопросов. – Как он прошел через охрану?
– Что он сказал? – спросила Хана.
– Он спросил, могу ли я сделать человека из глины, как написано в заголовках газет…
– Эти репортеры понятия не имеют… – начала было Амбер.
– Да, Амбер, мы знаем. Дай ей закончить, – ответила Эдель, нахмурившись.
– Мы стояли вдвоем, – сказала я. – Не знаю, куда ушел стражник.
– Ты напугалась? – спросила Падма. – Я бы на твоем месте вся тряслась от страха.
– Нет. – Я вспомнила о том, как юноша меня рассмешил.
– А стоило бы. Это запрещено, – сказала Амбер.
Хана сморщила нос, как будто съела лимон.
– Тихо, Амбер. Как он выглядел? – Эдель наклонилась ко мне, свесившись с шезлонга. – Кто-нибудь, разбудите Валерию. Ей надо это услышать.
Падма подошла к креслу Валерии и потрясла ее за плечо. Та перевернулась и снова захрапела.
– Она опять будет ныть, что все пропустила.
Амбер скрестила руки на груди. Ее лицо сравнялось цветом с копной темно-рыжих волос.
– Какая разница, как он выглядел? Ей следовало не разговаривать с ним, а позвать стражу или присоединиться к нам. Это небезопасно.
– Он красивый, – сказала я. – Очень даже.
Падма, Эдель и Хана захихикали. Глаза Эдель расширились.
– Он хотел тебя поцеловать?
Амбер фыркнула.
– Вовсе нет, – сказала я.
– Я о таком слышала. Некоторые думают, что поцелуй Прекрасной принесет удачу и процветание всему их дому. Дочери Богини Красоты – самые везучие люди в королевстве Орлеан. Наверное, этого он и хотел, – предположила Хана.
– Не смеши меня, – сказала Амбер.
– Что страшного в поцелуе? – Хана подпрыгнула, целуя воображаемую фигуру, и пустилась с ней в пляс по комнате, Эдель присоединилась к ней. Они превратились в вихрь из бледных рук и ног. Все покатились со смеху, кроме Амбер.
– Это была бы катастрофа. – Амбер вскинула руки, а ее глаза наполнились злыми слезами. – Мы Прекрасные, а не куртизанки. Их и так полно при дворе, и все готовы целоваться. Роняя туфли и собственное достоинство, бегают за титулованными придворными из высокородных домов.
