– О, один из таких дней, да? – мгновенно догадалась она. – Может, выпьешь? Выпьешь шампанского?
– С удовольствием. – Тут он заметил, что она улыбается, улыбнулся в ответ и почувствовал себя значительно лучше. – Пенн, ты просто мысли читаешь!
Он бросил кейс на сервант и последовал за ней в одну из гостиных Большого Дома. Открытая бутылка шампанского стояла в ведерке со льдом, из двух бокалов уже пили, а еще один, для него, лежал во льду.
– Кэти наверху. Читает Гленне сказку на ночь. – Пенелопа наполнила его бокал. – Она… она только что рассказала мне о… об этой… об этой болезни.
– Вот как? – Он принял у нее бокал. – Спасибо. Как это воспринял Эндрю? Он ничего не сказал сегодня.
– Она лишь собирается рассказать ему, вечером. Это шампанское – ей, для храбрости. – Пенелопа с болью взглянула на него. – У нее все будет нормально, да, Иэн?
– Думаю, да. У меня сегодня был долгий разговор с доктором Тули. Он сказал, что ничего страшного, назвал трех ведущих специалистов в Англии и еще трех в Америке. Я послал телексы всем троим в Англию с просьбой назначить дату приема, а доктор Фергюсон отправит им по почте историю болезни – когда вы приедете, они уже должны будут ее получить.
Она пила вино небольшими глотками. Дул легкий ветерок, и казалось, что не так душно. Высокие стеклянные двери в сад были открыты. Время близилось к шести вечера.
– Ты считаешь, нам нужно ехать прямо сейчас? А если мы задержимся на несколько дней? Это имеет значение?
– Не думаю.
– Но нам надо ехать?
– Если бы это была ты, Пенн, мы сели бы на первый самолет в ту же секунду.
– Да. Если бы я сказала тебе.
– Ты сказала бы.
– Да, думаю, сказала бы. Я заказала билеты на завтра. Кэти это одобрила. Рейс «Бритиш оверсиз эрлайнз».
– Клаудиа ничего не говорила, – удивился он.
Она улыбнулась:
– Я сама их заказала. Вообще-то, я много чего могу. Я заказала билеты для Гленны, себя и Кэти. Истории болезни мы возьмем с собой. Думаю, Кэти может оставить детей здесь. О них прекрасно позаботятся ама.
– Да, так было бы лучше всего. Док Тули твердо заявил, что она не должна принимать это близко к сердцу. «Главное – отдыхать и отдыхать», – сказал он. – Данросс улыбнулся жене. – Спасибо, Пенн.
Она смотрела не отрываясь на капельки воды, выступившие на бутылке и на ведерке со льдом.
– Это просто ужасно, верно?
– Хуже, Пенн. Это неизлечимо. Он считает… он считает, что лекарства лишь приостановят развитие болезни. – Допив шампанское, он налил и ей, и себе еще. – Кто-нибудь звонил?
– О, прошу прощения! Да, записки на серванте. Совсем недавно был звонок из Марселя.
– Сюзанна?
– Нет. Некий господин Делан.
– Это наш тамошний агент.
– Как скверно вышло с юным Боржем.
– Да.
Данросс просмотрел записки. Джонджон из банка, Холдбрук, Филлип Чэнь и неизбежное и всеобъемлющее «Прошу позвонить Клаудиа». Он вздохнул. Прошло лишь полчаса, как он уехал из офиса. Так или иначе он все равно собирался позвонить ей. «Нет отдыха нам, грешным, – подумал он. – Все схвачено – будем надеяться. Ах да, будем надеяться!»
С того самого момента, когда брокер в панике позвонил ему через несколько минут после десяти и сказал, что по бирже ходят слухи и что курс их акций меняется, он укреплял свою оборону, готовясь к внезапной, неожиданной атаке. Через Филлипа Чэня, Холдбрука, Гэваллана и де Вилля он связался со всеми своими основными акционерами, до которых смогли дозвониться, и передал, что слухи о неспособности «Струанз» выполнить свои обязательства – чепуха, предложил не одалживать Горнту крупные пакеты акций, а дать ему побегать, позволяя перехватывать по нескольку акций то тут, то там. Некоторым избранным он строго конфиденциально сообщил, что сделка с «Пар-Кон» подписана, на документах стоит печать и скоро будет поставлена печатка и что это великолепная возможность нанести «Ротвелл-Горнт» удар, который решит судьбу конкурирующей компании раз и навсегда.
«Если Горнт будет продавать, играя на понижение, пусть продает. Мы сделаем вид, что уязвимы, но будем поддерживать курс своих акций. Затем, в пятницу, объявляем о сделке, наши акции резко идут вверх, и он остается без штанов, – сказал он им всем. – Мы получим назад свою авиалинию вместе с его собственной и, объединив его корабли и наши, будем главенствовать в воздухе, на воде и на суше в азиатском импорте и экспорте».
«Вот бы нам действительно нанести такой удар Горнту, – лихорадочно думал он. – Мы чувствовали бы себя в безопасности на поколения вперед. И мы можем это сделать, если на нашей стороне будет удача, „Пар-Кон“ и еще раз удача. Но боже мой, как это будет непросто!»
Он весь день излучал уверенность, которой не чувствовал. Звонило немало обеспокоенных акционеров, и он старался их успокоить. Через цепочку подставных лиц большими пакетами его акций владели и Прижимистый Дун, и Четырехпалый У. Сегодня днем он позвонил обоим, чтобы заручиться их согласием не давать взаймы и не продавать принадлежащие им пакеты в течение следующей недели. Оба дали согласие, но добиться его оказалось ох как непросто.
«В итоге, – думал Данросс, – первый натиск я отразил. Завтра покажет, враг Бартлетт или друг. Или пятница».
Он ощутил поднимающуюся волну гнева, но подавил ее. «Спокойно, – сказал он себе. – Думай спокойно. Хорошо, но вот что, черт побери, интересно: как вышло, что все сказанное Бартлеттом на вечеринке – все эти тайны, которыми он меня оглушил, – пронеслось сегодня по рынку будто тайфун? Кто шпион? Может, он заодно и агент „Севрина“? Ладно, пока ничего страшного, все схвачено, я думаю».
Данросс подошел к телефону и попросил оператора соединить с господином Деланом и перезвонить.
– Ты думаешь, Сюзанна уже там? – спросила Пенелопа.
– Думаю, да. Если самолет не задерживается. Сейчас в Марселе около одиннадцати, так что это будет нормально. Как досадно, что так вышло с Боржем! Он мне нравился.
– А что будет с Аврил?
– С Аврил все будет в порядке. Аврил вернется домой, станет растить ребенка, скоро встретит своего принца, нового, и ее сын станет частью семьи Струан. Она будет защищена и окружена любовью.
– И ты в это веришь, Иэн, – про принца?
– Да, – твердо сказал он. – Я верю, что все будет в порядке. Все будет в порядке, Пенн, для нее, для Кэти, для… для всех.
– Но тебе не вытащить всех на себе, Иэн.
– Я знаю. Но никто, никто в семье никогда не будет нуждаться, пока я жив.
Жена взглянула на него и вспомнила, каким увидела Иэна в тот самый первый раз: красивый как бог юноша, в изрешеченном истребителе, который должен был разбиться, но почему-то не разбился. Иэн просто сидел в кабине, потом выбрался из нее, стараясь скрыть свой ужас. И она впервые прочла в его глазах, что такое смерть. Но он превозмог смерть и все же вернулся из полета, и просто принял у нее чашку с чаем, сказав: «О, как здорово, благодарю. Вы новенькая, да?» – с этим своим патрицианским произношением, таким чуждым среде, в которой выросла она.
