Замершее сердце Питера Марлоу снова забилось, когда он увидел, что жена в безопасности.
– Ох, как замечательно, – пробормотал он.
– Вы видели, как нырнула Кейси? – спросил Данросс. – Просто фантастика!
– Что? О нет, тайбань.
– В одном бюстгальтере и трусиках с крепящимися к ним чулками – никаких железяк, а прыжок – просто мечта. Господи, а какая фигура!
– О, это колготки, – рассеянно проговорил Марлоу, глядя вниз на воду и собираясь с духом. – Они только появились в Штатах, все на них помешались…
Данросс почти не слушал.
– Боже милосердный, какая фигура.
– О да, – отозвался Горнт. – И сколько cojones – мужества.
Лопнул последний швартовочный трос, и корпус заскрежетал. Палуба опрокинулась под головокружительным углом.
Оставшиеся трое, как один, ринулись за борт. Данросс и Горнт прыгнули вниз головой, а Марлоу – «солдатиком». Проделали они это красиво, но понимали, что до Кейси им далеко.
Глава 38
23:30
На другой стороне острова, развалясь, как пьяный, на заднем сиденье старого такси, тащившегося по узкой улочке высоко над Вест-Пойнт в Мид-Левелз, ехал Суслев. Ночь была темная, и он – галстук на боку, пиджак сброшен, рубашка в пятнах от пота – напевал обливающемуся потом водителю грустную русскую песню. Сгустившиеся облака висели совсем низко, влажность становилась невыносимой, было нечем дышать.
– Едрит твою налево! – пробормотал Суслев, проклиная жару, и улыбнулся, довольный изощренным ругательством. Он выглянул из окна: через пелену клочковатых туч далеко внизу просматривался город и огни бухты, а Коулуна было почти не видно. – Скоро пойдет дождь, товарищ, – обратился он по-английски к водителю, глотая слова: ему было все равно, поймет тот или нет.
Древняя машина, пыхтя, ползла вперед. Двигатель неожиданно чихнул, и этот звук, похожий на покашливание «Артура», напомнил о предстоящей встрече. Возбуждение Суслева росло.
В это такси он сел у терминала «Голден ферриз», и теперь, преодолев все подъемы до Мид-Левелз – района на полпути к самой верхней точке Пика, – машина повернула на запад, огибая Дом правительства, где жил губернатор, и ботанический сад.
«Когда, интересно, на пустом флагштоке у губернаторского дворца взовьется флаг с серпом и молотом? – рассеянно думал Суслев, проезжая мимо. – Скоро, – удовлетворенно заключил он. – С помощью „Артура“ и „Севрина“ – очень скоро. Не пройдет и нескольких лет».
Русский посмотрел на часы. Он немного задерживался, но это его не волновало. «Артур» никогда не приходил вовремя, вечно опаздывал не меньше чем на десять минут и не больше чем на двадцать.
«Опасно быть человеком привычек в нашей профессии, – рассуждал Суслев. – Но опасно это или нет, „Артур“ – агент очень ценный, а созданный им „Севрин“ – блестящий, крайне необходимый инструмент в арсенале КГБ, глубоко законспирированный, терпеливо ждущий своего часа, как и другие „севрины“ по всему миру. Нас, офицеров КГБ, всего девяносто с лишним тысяч, а мы почти что правим миром. Мы уже изменили его, изменили навсегда, уже владеем его половиной… И это за такое короткое время, всего лишь с семнадцатого года.
Нас так мало, а их так много. Но теперь наши щупальца протянулись во все уголки. В каждой стране у нас целые армии помощников: осторожно вербуемые информаторы, глупцы, паразиты, предатели, сознательно вводящие себя в заблуждение извращенцы и те, кто верует в туманные, неверно понятые идеалы. Они пожирают друг друга, как черви, – а они черви и есть, – подогреваемые собственными нуждами и страхами, и от них всех рано или поздно можно избавиться. И во главе каждой сети стоит один из нас, офицеров КГБ, который контролирует, направляет, убирает. И так сеть за сетью, вплоть до Президиума Верховного Совета, все они прочно вплетены в тело матери России, чтобы противостоять любой разрушительной силе. Современная Россия – это мы, – с гордостью думал он. – Мы – передовой отряд Ленина. Без нас, без наших методов и налаженного применения террора не было бы ни советской России, ни советской империи, ни той движущей силы, которая делает всемогущими партийных правителей, и ни одного коммунистического государства на земле. Да, мы – лучшие из лучших».
Он расплылся в еще более широкой улыбке.
Такси кружило по жилому району, где тянулись один за другим большие многоквартирные дома без садиков, стоявшие на небольших, отвоеванных у склона холма участках земли. Все окна в машине были открыты, но все равно Суслев изнывал от жары и духоты. Он вытер скатившуюся по щеке струйку, все тело было липким от пота.
«Под душ бы сейчас, – мечтал он, отдаваясь своим мыслям. – Под грузинскую водичку, прохладную, пресную, а не эту соленую мерзость, что течет по трубам в Гонконге. На дачу бы под Тифлисом, вот было бы здорово! Да, снова оказаться на даче с отцом и матерью, поплавать в речке, что протекает через наш участок, и чтобы в воде остужалось великолепное грузинское вино, а рядом виднелись горы. Если рай существует – он там. Горы, пастбища, виноградники, уборка урожая и такой чистый воздух».
Он фыркнул, вспомнив легенду о своем прошлом, рассказанную Травкину.
«Паразит этакий! Еще один глупец, еще один инструмент, который нужно использовать и выбросить, когда придет в негодность».
Его отец был коммунистом с самых первых дней, сначала служил в ЧК, потом, со времени его основания в 1917 году, в КГБ. Теперь ему далеко за семьдесят, и он, такой же высокий, с прямой спиной, живет, как князь в старые времена, на заслуженной пенсии в окружении слуг, лошадей и телохранителей. Суслев был уверен, что со временем эта же дача, эта же земля и эти же почести перейдут по наследству ему. Потом их унаследует его сын, пока еще зеленый юнец, если служба в КГБ у него пойдет так же превосходно. Сам же он своей работой это заслужил, послужной список у него очень впечатляющий, а ведь ему всего пятьдесят два.
«Да, – уверенно говорил он себе, – через тринадцать лет мне на пенсию. Еще тринадцать великих лет мне вести это наступление, никогда не ослабляя усилий, что бы ни предпринимал противник.
А кто же противник, настоящий противник?
Все, кто нам не повинуются, все, кто отказываются признавать наше превосходство – превосходство нас, русских, в первую очередь».
И он громко расхохотался.
Водитель, усталый мрачноватый китаец, бросил на него быстрый взгляд в зеркало заднего вида и снова стал смотреть на дорогу, надеясь, что пассажир достаточно пьян, чтобы не разобрать сумму на счетчике и отстегнуть солидные чаевые. Он остановил машину по названному ему адресу – Роуз-Корт на Коутуолл-роуд.
Это был современный четырнадцатиэтажный жилой дом. На три этажа вниз уходил подземный гараж, здание окружала небольшая бетонная дорожка, а ниже, за невысоким бетонным ограждением, тянулась Синклер-роуд с Синклер-тауэрс и другими многоквартирными домами, гнездившимися на склоне холма, – районом элитного жилья. Вид отсюда открывался великолепный, и квартиры располагались ниже облаков, которые нередко окутывали верхние отроги Пика, так что стены не отсыревали, на белье не появлялась плесень, и все не казалось постоянно влажным.
