– Я понимаю, это значит, что он ас, да?
– А вы принимали участие в этих ужасных десантах против япошек?
– Нет. Я служил военным строителем. Мы прибывали, когда все уже было кончено.
– Вот как?
– Мы строили базы, аэродромы на Гуадалканале и островах по всему Тихому океану. Моя война была легкой – совсем не такой, как у вашего отца. – Подойдя к стойке с киями, он первый раз в жизни пожалел, что служил не в морской пехоте. У нее было такое лицо, когда он произнес «военным строителем», что он почувствовал себя вычеркнутым из числа мужчин. – Нам стоит сходить поискать вашего приятеля. Может, он уже здесь.
– О, да ну его! Он не то чтобы настоящий приятель. Я познакомилась с ним около недели назад, на вечеринке у подруги. Мартин – журналист из «Чайна гардиан». Он мне не любовник.
– А что, все юные английские леди так открыто говорят о своих любовниках?
– Это все «таблетка».
[97] Она навсегда освободила нас от мужского ига. Теперь мы равны.
– И вы равны?
– Да.
– Тогда вам везет.
– Да, я знаю, что мне везет. – Она пристально смотрела на него. – Сколько вам лет, Линк?
– Много. – Он с грохотом поставил кий на стойку. Первый раз в жизни Бартлетт не хотел говорить, сколько ему лет. «Черт побери, – думал он, как-то странно расстроенный. – Что с тобой? Ничего. Ничего не случилось. Разве не так?»
– А мне девятнадцать, – сообщила она.
– А когда у вас день рождения?
– Двадцать седьмого октября, я – Скорпион. А у вас?
– Первого октября.
– Да что вы! Скажите, что это правда!
– Вот те крест и чтоб мне помереть.
Она захлопала в ладоши от восторга:
– О, это чудесно! У папы десятого. Это чудесно – хороший знак.
– Почему?
– Увидите. – Довольная, она раскрыла сумочку, вынула мятую пачку сигарет и золотую зажигалку с изношенным кремнем.
Он взял зажигалку, щелкнул ею, чтобы дать прикурить Адрион, но пламя не вспыхнуло. Он щелкнул второй раз, третий – без результата.
– Проклятая штуковина, – ругнулась она. – Никогда не работала как следует, но мне подарил ее отец. Я люблю ее. Я ее, конечно, пару раз роняла.
Он внимательно осмотрел зажигалку, дунул на фитиль и стал что-то делать с ней.
– Все равно курить вам не следует.
– Вот и отец все время так говорит.
– Правильно говорит.
– Да. Но мне нравится покуривать время от времени. Сколько вам лет, Линк?
– Сорок.
– О! – На ее лице было написано удивление. – Значит, вам столько же, сколько и отцу. Ну, почти. Ему сорок один.
– Прекрасный возраст, и тот и другой, – сухо проговорил он, а про себя подумал: «Как ты это себе ни представляй, Адрион, я, вообще-то, по возрасту гожусь тебе в отцы».
Она снова нахмурила лоб.
– Странное дело, вы совсем не выглядите на столько же. – Потом торопливо добавила: – Через два года мне будет двадцать один, а это практически старость. Что такое двадцать пять, я просто представить не могу. Не говоря уже о тридцати, а уж сорок… Господи, наверное, лучше кости откинуть.
– Двадцать один – это старость. Да, мэм, просто старость, – согласился он. И подумал: «Давно уже ты не проводил время с такой молоденькой. Следи за собой. Она просто динамит». Он щелкнул зажигалкой. – Ну, что скажете?
– Спасибо, – сказала она и раскурила сигарету. – А вы не курите?
– Нет, сейчас не курю. Когда-то курил, но Кейси стала каждый час присылать мне иллюстрированные проспекты о раке и курении, пока до меня не дошло. Даже нисколько не расстроился из-за того, что бросил – раз уж решил. После этого стал точно лучше, черт возьми, играть в гольф, теннис и… – Он улыбнулся. – И другие виды спорта.
– Кейси – красавица. Она на самом деле ваш исполнительный вице-президент?
– Да.
– У нее будут… Ей будет здесь очень непросто. Мужчинам вряд ли понравится иметь с ней дело.
– В Штатах такая же история. Но они привыкают. Мы построили «Пар-Кон» за шесть лет. Кейси может работать с лучшими из них. Она – высший класс.
– Она ваша любовница?
Он сделал глоток пива.
– А что, все юные английские леди так прямолинейны?
– Нет, – засмеялась она. – Мне просто интересно. Все говорят… все считают, что да.
– На самом деле?
– Да. В гонконгском обществе только о вас и говорят, а сегодня вечером и подавно. Ваш приезд наделал шума: личный самолет, контрабандное оружие, и потом, как пишут в газетах, Кейси последней из европейцев видела Джона Чэня. Мне понравилось ваше интервью.
– Эх, эти уб… эти журналисты поджидали меня сегодня днем на пороге. Я постарался, чтобы все было коротко и определенно.
– «Пар-Кон» на самом деле стоит полмиллиарда долларов?
– Нет. Около трехсот миллионов. Но скоро это будет компания на миллиард. Да, теперь уже скоро.
Он видел, как она смотрит на него своими искренними серо-зелеными глазами, такая взрослая и все же такая юная.
– Вы очень интересный человек, мистер Линк Бартлетт. Мне нравится говорить с вами. И вы мне нравитесь. Сначала не нравились. Я кричала «караул», когда отец сказал, что я должна сопровождать вас, познакомить с нашими порядками. У меня не очень хорошо получилось, да?
– У вас получилось супер.
– О, да будет вам! – Она тоже ухмыльнулась. – Я вас полностью монополизировала.
– Не совсем. Я познакомился с Кристианом Токсом, редактором, Ричардом Кваном и с этими двумя американцами из консульства. Лэннан, да?
– Лэнган, Эдвард Лэнган. Приятный человек. Я не запомнила, как зовут другого. Я, вообще-то, с ними и не знакома, просто они были с нами на скачках. Кристиан очень милый, а его жена просто супер. Она китаянка, так что ее здесь нет сегодня.
– Потому что она китаянка? – нахмурился Бартлетт.
– О, она была приглашена, но не захотела прийти. Это вопрос репутации. Чтобы сохранить репутацию мужа. Здешние «шишки» не одобряют смешанных браков.
– Когда женятся на туземках?
– Что-то в этом духе. – Она пожала плечами. – Вы поймете. Мне лучше бы представить вас еще кое-кому из гостей, а не то я получу взбучку!
– Может, представите меня Хэвегиллу, банкиру? Как насчет него?
– Отец считает, что Хэвегилл – болван.
