После третьего гудка ему вежливо ответили:
– Полицейский участок Цимшацуй, добрый вечер.
Китаец язвительно усмехнулся и грубо осведомился на шанхайском диалекте:
– По-шанхайски говоришь?
На том конце заколебались, потом раздался щелчок, и уже другой голос произнес по-шанхайски:
– Главный сержант Тан-по. Что случилось?
– Сегодня вечером одной советской свинье удалось проскользнуть через эту вашу, ети ее, сеть так же легко, как бычку опростаться, но теперь он уже отправился к предкам. Неужели мы, 14К, должны выполнять за вас всю вашу вонючую работу?
– Какая сове…
– Закрой рот и слушай! Его полный черепашьего дерьма труп найдете в телефонной будке у «Голден ферриз», на коулунской стороне. А ты скажи своим, мать их ети, начальникам, чтобы смотрели за врагами Китая, а не пялились в свои вонючие, ети их, дырки!
Он тут же повесил трубку и выбрался из кабины. На миг он обернулся, плюнул на труп, потом закрыл дверь и вместе с напарником влился в поток пассажиров, направлявшихся к парому на Гонконг.
Они не заметили, что за ними следят. Невысокий коренастый американец, одетый как все туристы, с неизменным фотоаппаратом на шее, стоял, прислонившись к планширу правого борта, прекрасно сливаясь с толпой, и, пока паром полным ходом шел к острову Гонконг, щелкал затвором, направляя объектив то в одну, то в другую сторону. Но, в отличие от остальных туристов, пленка у него была особая, как и объектив и весь фотоаппарат.
– Привет, приятель, – широко улыбнулся подошедший к нему другой турист. – Неплохо проводишь время?
– Точно, – согласился первый. – Гонконг – классное место, а?
– Да, это можно повторять без конца. – Он повернулся, окидывая взглядом открывавшийся вид. – Это тебе не какой-нибудь Миннеаполис.
Первый тоже повернулся, следя боковым зрением за двумя китайцами, и проговорил шепотом:
– У нас проблемы.
Другой турист побледнел.
– Мы потеряли его? Он не мог уйти тем же путем, что и пришел, Том. Я уверен. Я следил за обоими выходами. Я считал, что он у тебя на приколе в будке.
– То, что его прикололи, это точно. Оглянись: в центральном ряду – китаец в белой рубашке и еще один, рядом. Эти два сукиных сына и вырубили его.
– Господи! – Марти Повитц, один из агентов ЦРУ, которым было приказано следить за «Советским Ивановым», осторожно посмотрел на двух китайцев. – Гоминьдан? Националисты? Или коммунисты?
– Не знаю, черт побери. Но труп остался там, в телефонной будке. Где Роузмонт?
– Он у… – Повитц осекся и снова превратился в благодушного туриста, потому что пассажиры стали толпиться ближе к выходу. – Ух ты, глянь вон туда, – громко произнес он, указывая на вершину Пика. Высокие жилые дома и другие здания, разбросанные по всему склону, были ярко освещены, особенно один, очень высокий, самый высокий частный особняк в Гонконге. Весь залитый светом, он сверкал, словно драгоценный камень. – Слушай, тот, кто там живет, должно быть, чувствует себя как на вершине мира, а?
– Вероятно, дом какого-нибудь тайбаня, – вздохнул старший из них двоих, Том Конночи. Он задумчиво закурил, и закружившаяся по спирали спичка канула в темной воде. Потом, за разговором, не таясь, как турист, он сделал снимок дома и как ни в чем не бывало дощелкал пленку, сфотографировав еще несколько раз тех самых китайцев. Перезарядив фотоаппарат, он незаметно передал рулон экспонированной пленки партнеру и сказал, еле шевеля губами: – Позвони Роузмонту сразу, как пристанем. Скажи, что у нас проблемы. А потом займись сегодня вечером проявкой вот этого. Я позвоню, когда эти двое устроятся на ночлег.
– С ума сошел? Не один же ты будешь следить за ними?
– Придется, Марти. Пленка может оказаться важной. Ею мы рисковать не можем.
– Нет.
– Черт возьми, Марти, я – тайбань этой операции.
– Как нам приказано, двое ве…
– Плевать на то, что приказано! – прошипел Конночи. – Твое дело позвонить Роузмонту и не испортить пленку. – Потом громко произнес: – Прекрасный вечер для прогулки под парусом, а?
– Точно.
Он кивнул на сверкающую отблесками света вершину Пика и навел на нее аппарат через сверхмощный видоискатель с телескопическими линзами.
– У тех, кто там живет, никаких проблем, а?
* * *
Данросс и Бартлетт стояли друг перед другом в Долгой галерее у выхода на лестничную площадку. Они были одни.
– Вы заключили сделку с Горнтом? – спросил Данросс.
– Нет, – ответил Бартлетт. – Еще нет. – Он выглядел так же свежо и строго, как и Данросс, и смокинг сидел на нем столь же элегантно.
– Ни вы, ни Кейси?
– Нет.
– Но вы рассматривали возможности?
– Мы делаем бизнес, чтобы делать деньги, Иэн, – как и вы!
– Да. Но есть еще вопросы этики.
– Гонконгской этики?
– Могу ли я спросить, как долго вы имеете дело с Горнтом?
– Около шести месяцев. Вы согласны с нашим сегодняшним предложением?
Данросс старался скрыть усталость. Встречаться с Бартлеттом сегодня не хотелось, но это оказалось необходимым. Он чувствовал на себе взгляды со всех портретов на стенах.
– Вы сказали: во вторник. Я и скажу вам во вторник.
– Тогда, если я до того времени захочу иметь дело с Горнтом или кем-то еще, это мое право. Если вы принимаете наше предложение сейчас, ударим по рукам. Мне сказали, что лучше вас, Благородного Дома, нет, поэтому я предпочел бы иметь дело с вами – при условии, что получу самую высокую цену со всеми необходимыми гарантиями. У меня все в порядке с финансами, у вас – нет. У вас все хорошо с Азией, у меня – нет. Так что нам нужно договориться.
«Да, Иэн. – Бартлетта томило нехорошее предчувствие, и он скрывал это, хотя и был доволен утренним отвлекающим маневром с Горнтом, который так быстро вызвал конфронтацию и заставил противоположную сторону броситься в атаку. – Вы лишь „противная сторона“, пока мы не заключили сделку, если мы вообще ее заключим. Настало ли время для блицкрига?»
Он изучал Данросса весь вечер, очарованный им, и тем, что носилось в воздухе, и всем гонконгским – это было так не похоже на то, с чем он сталкивался раньше. Новые джунгли, новые правила, новые опасности. «И дурак поймет, – угрюмо думал Бартлетт, – что иметь дело и с тем, и с другим – и с Данроссом, и с Горнтом – так же опасно, как оказаться в болоте, где полно гремучих змей. И нет никакого критерия, по которому можно было бы судить об этих двоих. Нужно быть осторожным, как никогда».
Он остро чувствовал напряжение, в котором пребывал Данросс, и взгляды со стен.
«До какой степени я еще могу давить на тебя, Иэн? До какой степени могу рисковать? Потенциальная прибыль будет большой, огромной наградой, но стоит раз ошибиться – и ты слопаешь нас, Кейси и меня. Как человек ты мне по душе, и все же ты „противная сторона“ и тобой правят призраки. О да, думаю, Питер Марлоу прав, хотя и не во всем.
