Глава I
«Какие нонче браки бывают…»
Условия и порядок заключения брака
Венчальный брак в XVIII — начале XIX в. стал основной формой заключения брачных уз в России. Это не означало, конечно, что нецерковные замужества девушек, браки «убегом» и «уводом» исчезли вовсе. Если в центральном районе России «браки уводом или тайком бывали крайне редко»,
[28] то в среде простецов в отдаленных от центрах сибирских губерниях, где действовали нормы не столько писаного, сколько обычного права, невенчанные замужества и «беглые свадьбы» были весьма частыми.
[29] Обычай «скрадывания девки» символизировал условное нежелание родителей «своими руками» отдавать дочь в чужую семью; у раскольников побег дочери с женихом вообще считался обязательным. При этом далеко не всегда «скрадывание» девушки происходило с ее согласия.
[30]
И все же когда в России XVIII столетия говорилось о замужестве по всем правилам («замужестве добром»), то имелись в виду венчальный брак и соблюдение всех условий и обрядов по «большому чину».
Как и в допетровскую эпоху, при выборе спутника жизни огромное значение для девушки имела воля родителей. Однако ее «укрывание» от жениха, «неизвестность» стали во всех сословиях, а уж тем более в сословии «благородном» — не более чем ритуалом. Это хорошо почувствовал уже в начале XVIII в. Г. Шлейссингер. «Жених видит свою невесту повседневно и знает ее очень хорошо, — писал он. — И вообще церемония сватовства происходит так же, как у других народов, разве только невеста в это время укрывается в отдельной горнице или в другом месте». В то же время, как пережиток старой традиции «укрывания» невесты, в дворянских семьях существовало неписаное правило, по которому родители препятствовали слишком частым свиданиям юноши и девушки до венчания: «…в тогдашнее время не такое было обхождение, в свете примечали поступки молодых девушек… тогда не можно было так мыкаться, как в нынешний век», — вспоминала по этому поводу требовательная к себе и к окружающим Наталья Долгорукова.
[31]
Ее современница М. С. Николева, подтверждая ее слова, записала (рассказывая о 10-х гг. XIX в.), что «по понятиям того времени, вести переписку невесте с женихом» в дворянских семьях «не считалось строго приличным». Такие воззрения были широко распространены в середине XVIII в., об одной невесте говорится: «Она умела только читать, а писать ее не учили. Не учили писать вообще всех девиц, чтоб, выросши, не могли переписываться с мущинами…»
[32] В семьях непривилегированных сословий (например, у капиталистых крестьян) представления о том, что «пристало» девушке, а что — нет, были еще более строгими. Например, крестьянский сын Н. Шипов, написавший воспоминания о своем детстве в 10-е гг. XIX в., отметил, что «тогда существовал в крестьянском быту старинный обычай: девушка на возрасте, особенно невеста, не могла в родительском доме видеть лицом к лицу чужого мужчину, а была обязана, как скоро увидит гостя, идущего к ним во двор, закрыться платком, выбежать в другую избу или даже запрятаться под перину…».
[33] Таков был обычай. Но в действительности возможности добрачного знакомства были у девочек и девушек из крестьянских семей весьма широкими. Все они вели напряженную трудовую жизнь, участвовали в полевых работах, промыслах, «встречались на улице (у дома, в поле, на погосте), в праздники — на хороводах и играх, зимой… на посиделках»,
[34] «виделись каждый день, но мимолетно».
[35]
В петровское время родители-дворяне стали больше учитывать желания и личные склонности вступающей в брак, тем более что ее согласие на него стало иногда фиксироваться в тексте брачного договора. Петр I, распорядившийся делать это, руководствовался в данном вопросе больше не эмоциональными факторами, но соображениями государственной пользы («…не любящиеся между собою соупружествуют… и по сицевому началу житие тех мужа и жены бывает бедно и… детей бесприжитно…»).
[36] Традиция приоритета родительского решения, согласия родителей невесты на ее брачный выбор
[37] сохранялась с исключительной твердостью — в форме ритуала «родительского благословения»,
[38] без которого брак не считался «добропорядочным».
[39] Для девушки особенно значимым было благословение матери, но информаторы, описывавшие крестьянский быт по поручению РГО в середине XIX в., отмечали, что «большинство родителей из жалости и боязни за судьбу детей благословляли и таких из них, которые поступали против их воли».
И все же требование обязательности благословения, сопряженное с малолетством вступающих в брак девушек, обеспечивало укрепление власти старших — сначала родителей, а после замужества — мужа. Примечательно, что матери, готовя дочерей к выполнению ими роли жен, недвусмысленно наставляли их повиноваться воле мужей. «Ты уж не от меня будешь зависеть, а от мужа и от свекрови, которым ты должна беспредельным повиновением и истинною любовью, — наставляла в 1772 г. юную А. Е. Лабзину ее мать. — Люби мужа твоего чистой и горячей любовью, повинуйся ему во всем…» Примечательно, что в тех случаях, когда совета и благословения спросить было не у кого, девушки с большой тревогой и сомнениями решались на замужество, как бы ощущая непоправимость возможной ошибки.
[40]
