Нередко лишь глава семейства жил в городе, а дети и жена оставались в усадьбе. «Записки» Е. П. Квашниной-Самариной, сделанные в 1812–1815 гг., позволяют предположить, что в начале XIX в. многие российские дворянки «средней руки» находились в своих имениях почти безвыездно. Для XVIII столетия это тем более было нормой. Даже в своем уездном городе российские помещицы бывали изредка — когда ездили за покупками или по делам. Поездка в столицу становилась событием. Поэтому, например, в «Журнале» купеческого сына Ивана Толченова (вторая половина XVIII в.) единственная в их с женой жизни поездка в Петербург описана с точностью до часа.
[454]
Жизнь провинциальных дворянок, протекавшая вдали от крупных городов, имела немало точек соприкосновения с жизнью крестьян и сохраняла ряд традиционных черт, поскольку была ориентирована на семью и заботу о детях. День провинциальной помещицы XVIII в. начинался с утреннего туалета «рано утром, и в зимнее время даже при свечах». «Каждое утро мне приносят пластинку льда толщиной со стекло стакана, и я, как настоящая русская, тру им щеки, от чего, как меня уверяют, бывает хороший цвет лица…» — делилась в письме к сестре поразившим ее косметическим обычаем русских женщин М. Вильмот, перечислив и другие хитрости натурального российского макияжа: «…натереться докрасна хреном, а потом мылом. Можно окунуться в настой разных трав, что я не раз делала…» Если день предполагался обычный, будний и в доме не было гостей, то и утренняя еда подавалась простая. К завтраку подавали горячее молоко, чай из смородинного листа, «кашу из сливок», «кофе, чай, яйца, хлеб с маслом и мед». Дети ели «прежде обеда старших за час или за два», за едой «присутствовала одна из няней».
[455]
После завтрака дети садились за уроки, а для хозяйки имения все утренние и дневные часы проходили в нескончаемых хозяйственных хлопотах. Их бывало особенно много, когда хозяйка не имела мужа или помощника в лице сына и вынуждена была сама главенствовать. «П. И. Чичагов не знал и не любил домашнего и полевого хозяйства. Всем занимались его теща и жена», — вспоминал С. Т. Аксаков о соседях по имению.
[456] «Народонаселение (дома) все состояло из женщин. Первую роль после хозяйки играла Матвеевна, factotum в доме. Она смотрела за хозяйством, выдавала муку… припасы… Кормила меня, крестила, оплевывала и вечерами рассказывала сказки. Бабушка всегда советовалась с нею по хозяйству. Сверх того в доме было много женщин: кухарка-баба, девки-горничные… их мать старуха Алена и всегдашние гости в виде крестниц…» — вспоминал Н. С. Селивановский о доме своей матери и бабушки.
[457]
Семей, в которых с раннего утра «матушка была занята работою — хозяйством, делами имения… а отец — службою», было в России XVIII — начала XIX в. предостаточно.
[458] О том говорит частная переписка.
[459] В жене-хозяйке ощущали помощницу, которая должна была «управлять домом самовластно или, лучше, самовольно» (Г. С. Винский). «Каждый знал свое дело и исполнял его рачительно», если рачительной была хозяйка. Число дворовых, находящихся под управлением помещицы, иной раз было очень велико. По словам иностранцев, в богатой помещичьей усадьбе бывало от 400 до 800 человек дворовых. «Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа держать, а тогда так было принято», — удивлялась, вспоминая свое детство, пришедшееся на рубеж XVIII–XIX вв., Е. П. Янькова.
[460]
Иногда всеми крепостными, дворовыми и вообще всеми делами в доме и в имении заправляли — в силу необходимости — незамужние дочери. Отцы могли передать им, единственным наследницам, все вотчины еще до замужества, что налагало на девушек ответственность за их сохранение и преумножение.
[461] К началу XIX в. отношение многих женщин к недвижимости приобрело характер обязательства «учиться мудрости местного сельского хозяйства…», «заниматься агрономией, читать книги и испытывать разные системы хозяйства». По мнению К. Вильмот, «русские матроны» пользовались в то время «огромной независимостью в этом деспотическом государстве», независимостью и от сыновей, и от мужей. С изумлением писала она о том, как какая-то помещица уехала одна, без мужа, устраивать «свои дела в… поместье на Украине», — ситуация, невозможная на туманном Альбионе.
[462]
Жизнь дворянки в своем имении протекала монотонно и неторопливо. Утренние дела (летом — в «плодовитом саду», в поле, в другие времена года — по дому) завершал сравнительно ранний обед, затем следовал дневной сон — распорядок дня, немыслимый для горожанки! Летом в жаркие дни «часу в пятом пополудни» (после сна) ходили купаться, а вечером, после ужина (который «был даже поплотнее, так как было не так жарко»), «прохлаждались» на крыльце, «отпустя детей на покой».
[463]
Главное, что разноображивало эту монотонность, — «торжества и увеселения» (А. Т. Болотов), случавшиеся во время частых наездов гостей. Поводом для гостеванья были именины членов семьи, и тогда за столом в честь именинницы зачитывали поздравления тех, кто не смог прибыть лично. Иногда же в гости приезжали вовсе без повода — родные, знакомые, которые оставались в доме подолгу, — «и всем было место». «Родители мои давали обеды по два раза в неделю, — писала в своих воспоминаниях графиня Эделинг. — Я принимала гостей». Е. П. Янькова вспоминала, что собиралось за столом и обедало «человек по 30 и более», причем приезжали они «со своими людьми, тройками и четвернями».
[464] Говоря об одной знакомой семье, часто гостевавшей в родительском доме, Г. С. Винский отметил, что в то время муж (Н. М. Булгаков), жена (П. М. Булгакова), «трое детей и до 60-ти обоего пола челядинцев составляли в настоящем виде русский дворянский дом…». Без этих самых «челядинцев» (хотя и не всех) никто не ездил и в гости. В целом же круг близких мог сильно варьироваться: от непосредственных соседей по имению до дальних родственников, от неожиданно приехавших из города знакомых до случайных людей.
[465] Многие женщины (именно женщины!) в своих мемуарах отметили, что в кругу таких приехавших непременно была одна, «провинциальная сплетница с претензиями, крайне смешными» и «дорогими, но нелепыми туалетами», которая, однако же, задавала «тон» всем прибывшим: «По ее уставам и одевались, и наряжались, и сватались, и пиры снаряжали».
[466]
