Крики, топот коней, выстрелы подавляли волю малодушных, но сильные натуры лишь крепчали, вырабатывая стойкость.
— Педди! Педди!
— Здесь я, Мэг! Чего тебе? Передай лучше «винчестер» Хогана!
— О, Педди! Хогана убили! Убили!
— Так а я тебе о чём?! Подай быстрее, в моём патроны кончаются!
— Сейчас, сейчас, Педди… Я заряжу!
— Давай…
— Фима, от реки трое сиу…
— Не тяни кота за все подробности, Сёма! Организуй патроны, бекицер!
[117]
— Батч, слева! Слева!
— Ах ты… Вот же зараза какая!
— Стреляй!
— Попал?
— Вроде попал…
— Коннора ранили!
— Кэт и ты, Лотти! Перевяжите Коннора!
— Шорти, отползай!
— Да куда ж я…
— Зеб, лови! Патроны есть?
— Есть, миста-ар!
— Набивай барабан и сыграй музычку краснокожим!
— Пашка! Прикрой меня!
Фёдор бегом, согнувшись так, что почти падал, проскочил разрыв между выставленными фургонами, куда как раз устремились несколько конных сиу. Упав на колено, он вскинул «генри», и винтовка загрохотала в его руках, отнимая жизнь сначала у одного индейца, потом у другого. Третьего Чуга только ранил, но сиу так дёрнулся, что не усидел на своём пинто, неподкованном и неосёдланном, рухнул в пыль.
И тут новая напасть — описывая дымные дуги, на караван посыпались горящие стрелы. Втыкаясь в тенты, они поджигали ткань. Рогир ван Боккелен всполошился, кинулся тушить огонь, и зря — меткий выстрел поразил его в грудь.
— Кошмы! — заорал Кэп Гриффин. — Кошмами сбивайте пламя! А, дьявол…
— Как вы можете так выражаться при даме! — воскликнула шокированная миссис Коннор.
— Заткнись, дура! — посоветовал ей капитан.
И вдруг всё стихло. Индейцы, встретив отпор, не стали связываться — забрав убитых соплеменников, они исчезли. Однако перед уходом успели прихватить с собою табунок коней, разграбить на скорую руку три фургона и отправить к праотцам с десяток переселенцев, так и не исполнивших свои мечты.
Люди, перепуганные, растерянные, смущённые, сбредались потихоньку, отходя от убийственного напряга. Женщины оплакивали своих оскальпированных мужей, отцов и братьев. Мужчины хмуро выпрягали убитых лошадей, со злостью выдёргивали стрелы из стенок фургонов. Дети пугливо жались в сторонке.
— Что ж вы драпанули, как трусливые койоты? — горько вопросил Шорти Коунс. — Стань мы все в круг, отбились бы. А теперь гляньте, сколько народу придётся хоронить!
Мужчины ещё пуще поугрюмели, но не все. Страт Бимэн, крепко сбитый, рослый, нагловатый парень, дерзко парировал:
— А чего ты всё на нас сваливаешь? Мы что, зря капитана выбирали?
Гриффин побагровел и рявкнул, тыча мосластым пальцем в Страта:
— Ты! Ты первым кинулся наутёк, бросив жену с дитём! И ты ещё будешь на меня спирать, гадёныш мелкий?!
Бимэн стал суетливо рвать винтовку с плеча.
— Убери руки, Страт, — холодно сказал Чуга, — а то будешь иметь дело со мной.
Бледный Страт огрызнулся:
— А на твоём месте я бы вообще молчал! Тоже, кстати, вопросик: какого чёрта Кэп взял этого убийцу?
— Заткнись! — резко сказал Фима, направляя ствол «винчестера» Бимэну в пузо. — Тут должно быть тихо, как ночью в бане. Кто-то не понял? Тогда два шага в сторону, чтобы не забрызгать остальных!
— Замолчите оба! — резко сказал Гриффин. — Не хватало нам ещё друг друга перестрелять! — Помолчав, посопев, он добавил: — Да, в произошедшем с нами несчастье есть и моя вина. Я был слишком добр! Я позволял вам всё, а не держал в крепкой узде, вот некоторые и распустились. Отныне никому не будет дозволено делать то, что ему хочется! Будете поступать так, как я скажу. Не нравится? Уматывайте! А если нам снова придётся отражать атаку краснокожих, и кто-то побежит… Пристрелю труса лично, как собаку! Всем ясно?
Переселенцы покивали через одного. Схоронив павших, бросив сгоревший фургон семейства Шипстедов и ещё один, застрявший в камнях с переломанными осями, караван двинулся дальше, следуя по течению Северного Платта.
…Скалистые горы караван миновал через Саут-Пасс, Южный перевал, что в Вайоминге. Поздно вечером Кэп Гриффин привёл фургоны к знакомому месту в скалах, где становился лагерем раньше. Здесь была и вода, и травы хватало. За сомкнутыми «конестогами» разгорелись костры, потянуло сытной похлёбкой, лепёшками да кофе.
— Теперь будет полегче, — сказал Ларедо, — под горку двинем, и до самого океана!
— Пустыня впереди, — покачал головой Туренин, — мы вступаем на земли ютов. Да и мормонов я бы опасался. Лет десять назад они напали на караван и перебили больше сотни переселенцев. Мы едем той же дорогой…
— Я извиняюсь очень сильно, — подал голос Исаев, — но у них взаправду по две жинки?
— Натурально, — насупился Иван. — Басурмане они, мормоны эти.
— А шо? — сказал Фима лениво. — Цикавая
[118] религия… Каждому по две лялечки — и будешь ты это счастье хлебать, пока в живых. Ситечком!
— Зачем мине етот гембель?
[119] — проворчал Семён.
Фёдор покивал, сонно щурясь в огонь, и раззевался.
— А давайте-ка спать! — предложил он, первым подавая пример.
Захар взял свои одеяла и закутался в них, устроившись подальше от костра, поближе к скалам, и винтовку под бочок уложил. Иван пристроился рядом и очень скоро начал похрапывать. Народ разбредался.
Его сиятельство сидел у костра, но в огонь не смотрел. Не потому, что боялся не разглядеть врага в темноте, а по другой причине — по ту сторону костра расположилась Марион. Пламя освещало лицо девушки, придавая чеканность облику, и только глаза её делались в свете костра непроницаемо чёрными, бездонными.
Неожиданно взглянув на Туренина, женщина улыбнулась. Губы у Павла тут же потянулись в улыбку.
— А вы почему не ложитесь? — шёпотом спросила Марион.
— Я очень занят, — ответил князь.
— Чем? — делано удивилась миссис Дэгонет.
— Любуюсь вами, — храбро сказал Туренин.
Девушка улыбалась по-прежнему, но теперь князю казалось, что в изгибе её губ затаилась нежность. Или он просто видит то, что хочет?
— Вы умеете говорить приятное дамам, Павел Андреич, — промурлыкала Марион.
