Дорога до Лисок, по сути, была рокадной
[45] — она шла вдоль линии фронта, и на ней царило некое сдержанное оживление.
Паровоз тянул очень даже неплохо, иной раз выдавая по пятьдесят вёрст в час, да только частые и долгие остановки сводили на нет его разбег — то литерный пропускали, то ещё по какой причине.
На каждой станции было полно военных, с платформ скатывались пушки, а однажды Авинову удалось рассмотреть пару самоходных артиллерийских установок — их клепали в Таганроге, на заводе «Неф-Филд».
Попросту обшивали противопульной бронёй тракторы «Буллок-Ломбард» или «Клейтон» и ставили на них пятидюймовое орудие Канэ, прикрывая его бронещитом. И в бой.
Впрочем, особенно заглядываться Кириллу было некогда — Петерс натащил ему писчих принадлежностей, достал даже готовальню и приказал, как «чуть старший по званию», доверить знания из будущего бумаге, а не зыбкой памяти.
То, что неожиданно вспомнилось, может и забыться, а бумага стерпит.
И Авинов старался.
…Танк Т-12. Весом в тыщу двести пудов, он обладал радиусом действия в триста вёрст, да на скорости в тридцать-сорок вёрст в час. Трёхсотсильный двигатель с планетарной коробкой передач позволял так быстро двигаться.
Круглая башня наверху вращалась во все стороны, да не вручную, а с гидравлического — или электрического — привода.
В башне помещался командир, он сидел выше всех, оглядывая поле боя в амбразуры своей «башенки на башенке».
Вместе с ним — наводчик, он же заряжающий. Этот колдовал над пушкой Гочкиса калибром в один целый и три четверти дюйма, а ещё там стояла пара пулемётов.
Гусеницы на больших опорных катках… Упругая рессорная подвеска… Наклонное бронирование листами в полтора дюйма…
Детекторные рации, по которым можно было переговариваться с другими танками, причём голосом, а не азбукой Морзе…
ТПУ — танковое переговорное устройство с ларингофонами, чтобы тому же командиру приказ механику-водителю словами отдавать, а не пинком… Сказка!
Закончив с танком, Авинов без продыху взялся за аэроплан.
Этот надо будет поручить Сикорскому…
Какой там у него вышел последний… самолёт? С-25?
[46]
Тогда этот назовём… Ну пускай будет С-29.
Истребитель С-29. «Подкосный» моноплан.
[47]
Металлическая сварная конструкция, полотняная обшивка. Поставим на него автоматическую пушку да пару пулемётов, и пусть себе истребляет.
А С-30 сделаем бипланом. Только не по-старому!
На С-30 будет и броневая сталь стоять, защищающая пилота и баки, и дюралюминий по всему фюзеляжу, причём не гофрированный!
8-цилиндровый двигатель в четыреста сорок лошадиных сил, а потом и 12-цилиндровый…
Шасси усиленное и гак на хвосте — сделаем С-30 палубным истребителем…
В Николаеве руки никак не дойдут довести до ума линкор «Император Николай I», так и стоит на приколе недостроенный.
Вот и сделаем из него авианосец!
Палубы хватит для взлёта, а надстройку сдвинем к борту…
«Мечты, мечты…» — вздохнул Кирилл.
Ничего, мечты сбываются, если очень захотеть.
Надо ещё доделать «Александра Невского» — этот новый четырёхмоторный бомбардировщик Сикорского уже взлетал, правда, не слишком бойко и всего раз — в гадском 1917-м.
Конструктор сам уже допёр — обшивал бомбовоз дюралюминиевым листом.
Плохо то, что дюраль приходится покупать за границей, своего-то нет. Нет так будет. Он знает, как.
…Радиостанция на пустотных реле выйдет гораздо меньше искровой или дуговой, а слышимость окажется раз в десять лучше.
Тут главное — мощное катодное реле, а он знает, как сделать такое, хоть в двадцать пять киловатт!
Или в пятьдесят — с принудительным воздушным охлаждением, или даже в сто киловатт — с водяной рубашкой на аноде.
Пустотные реле, реле-микродвухсетки, кенотрон двуханодный с торированным катодом, диод, триод, тетрод…
Тут надо привлечь Бонч-Бруевича — не кремлёвского комиссара, а радиоинженера, Михаила Александровича. Поручика.
Он на Тверской радиостанции международных сношений ещё два года назад делал из подручных средств пустотные реле по 32 рубля штука, которые могли работать месяцами, а вот хвалёные французские реле, по 200 рублей каждая, едва выдерживали десять часов.
И вообще, первое пустотное реле со смешным названием «Бабушка» выпустил он же, Бонч-Бруевич, на второй год Великой войны.
Три тысячи штук смастерил. В общем, нужнейший человек…
Размяв пальцы, Кирилл передохнул, продышал «пятачок» в замерзшем окне, поморгал на проплывавшие сугробы да покосившиеся телеграфные столбы.
Вздохнул и снова взялся за карандаш…
…В Лисках была пересадка на поезд до Ростова.
Когда Авинов вошёл в купе, то рухнул на диван и привалился к стенке.
Его полнила приятная опустошённость — он выписал, вычертил всё, чем Фанас наградил его память, от чего драгоценная папка распухла — завязок едва хватало, чтобы затянуть узелок.
Если только он сумеет донести сие сокровище до своих, если командование соблаговолит выслушать его и поверит, то Россия обгонит все страны, включая зловредную Англию и нагловатые САСШ,
[48] лет на десять, как минимум. Если…
Кирилл вздохнул. Вот именно — если…
Вошёл раскрасневшийся с холодка Петерс, за ним возник Исаев.
— Чего это вы в печали, капитан? — поинтересовался Евгений Борисович.
— Я закончил с писаниной…
— Отлично!
— Донести бы, — забубнил Авинов, — не потерять бы…
— Вот что вас волнует… — протянул Петерс.
— Ещё как… — вздохнул Кирилл. — А если даже и донесу и передам из рук в руки, да только не поверят мне? Или поверят — и отдадут на откуп чиновникам? И начнётся… То волокита, то взятки… Агентам иностранных разведок даже красть не придётся мою писанину, они её купят по дешёвке! И выйдет так, что я, решив облагодетельствовать родные пенаты, их же и погублю!
— Кирилл Антонович! — повысил голос капитан. — Не говорите ерунды, ладно? Решать, что делать с вашей «писаниной», как вы выражаетесь, станут Ряснянский, Корнилов, Колчак, наш Дроздовский. И мне пока не приходило в голову считать их волокитчиками или взяточниками!
