Было заметно, что две из них строились как коровники.
Ну, что крупным рогатым подходило, то и непарнокопытным сгодилось.
— А вам что, особое приглашение нужно? Вставай, поднимайся… не рабочий народ!
Офицеров без особых церемоний заперли в амбаре, набитом сеном, и даже «буржуйка» тут стояла.
То ли «гостиницу» открыл Нестор Иванович, то ли использовал амбар под арестный дом.
Дюжий бандит, державший под мышкой ручной пулемёт, пробурчал, запирая дверь:
— Глядите мне тут, сено не спалите. Всё равно не выпущу, коптитесь хоть до усрачки…
И захлопнул толстую створку. Загрюкал замок.
— У кого спички, господа? — бодро спросил Александр Николаевич.
— Позвольте мне, ваш-сок-бродь, — согнулся перед печкой Исаев. — Дело привычное…
Вскорости огонь загудел в печи, потянуло теплом.
Александр Николаевич подсуетился, веничек раздобыл, прибрал клочки сена, отмёл подальше от «буржуйки», держа раненую руку на отлёте.
— А то, не дай бог, полыхнёт, — кряхтел он, — и будем тут коптиться…
Авинов оглядел всех — молодого, взволнованного Михаила, седого ротмистра, крепко сбитых штабс-капитанов из соседнего купе, Павла и Володю, трёх лейб-атаманцев из Гвардейской казачьей бригады в синих бескозырках, пожилого есаула с пышнейшими усами, достававшими ему до груди, Петерса…
— Бежать надо, господа, — негромко проговорил он.
— Ещё как надо, — прокряхтел Александр Николаевич, разгибаясь. — Микки, будьте так добры, осмотрите крышу этого… э-э… заведения.
— Есть, господин капитан!
— А мы стены глянем, — кивнул Евгений Борисович.
Осмотр не дал поводов для радости — бывшие хозяева хутора строили на совесть.
Может, и не так чтобы на века, но на жизнь человеческую хватило бы — ни щёлочки нигде. Добротная построечка.
— У кого что есть огнестрельного? — вопросил Петерс, левой рукой вылавливая из повязки браунинг.
Арсенал этим и заканчивался, за исключением, разве что, гранаты, припасённой вестовым одного из штабс-капитанов, ефрейтором Данилиным. Махновцы «шмонали» со знанием дела.
— Пушки кончились, — сказал ефрейтор, расставаясь с гранатой, — еропланы разлетелись…
— В принципе… — затянул есаул. — Дверь подорвать можно — и на прорыв!
— Не на прорыв, — мягко поправил его Володя, — а на смерть.
— Скорее даже на расстрел, — поддержал Павел. — У них тут пулемётов…
— Я насчитал семь штук, — сообщил Авинов. — К нашему амбару выходят три, и с разных сторон. «Гочкисы», по-моему…
— Обложили, однако…
— И потом, господа, негоже бежать самим, оставляя в залоге у этих бандитов Наденьку!
— Это та сестричка милосердия? Хохотушечка?
— Она, казак. Боюсь, как бы с ней не сделали чего…
— Известно, что делают с девицами.
— Да она молоденькая совсем!
— Я велел машинисту сообщить о нас в Ростове, — проговорил Кирилл. — Как чувствовал… Но стоит ли дожидаться помощи?
— Похорон своих скорее дождёмся, — мрачно пробурчал ротмистр.
— А эти-то, — громким шёпотом доложил сверху Михаил, согнувшийся в три погибели возле маленького окошка, — отъезжают куда-то! Коней только поменяли, и всё… С полсотни их… Да нет, как бы не с сотню!
— Вот что, господа, — решительно сказал Авинов. — Можно попытаться бежать, но это будет крайне опасным предприятием. Я, если выйду, попробую разобраться с пулемётчиками, а, как только кончу, надо будет или коней седлать, или сани запрягать.
— Запряжём, ваш-сок-родь, — заверил его Кузьмич. — Коняка — што? А у этих санки, вроде как тачанки — с «максимами». Отобьёмся, если што.
— Главное — выйти, — сказал ротмистр.
— Я попробую! — тряхнул головой Кирилл.
Подойдя к дверям, он затарабанил в дверь кулаком и крикнул:
— Эй! Откройте!
Прислушался и уловил чьи-то шаги.
— Чё орёшь? — рявкнул знакомый уже верзила. — Али жить устал?
— Да приспичило мне! До ветра сходить выпусти, а? Ну куда я тут денусь? А? Мочи уж нет!
За дверью посопели и проворчали:
— Ладно, хрен с тобой… Всем отойти на пять шагов и дышать носом! А то всех одной очередью кончу!
— Да отошли уже!
Лязгнул замок, и дверь приоткрылась.
Сначала показался дырчатый ствол пулемёта, затем и сам громила. Оглядев Авинова с ног до головы, он спросил:
— Ты, что ли, рвался?
— Я, я! — страдальчески выговорил Кирилл, ёжась.
— Вона сортир! Бегом туда и обратно!
— Ага, ага…
Авинов смешно поковылял, изображая крайнюю стадию удержания жидкости в теле. Дюжий тюремщик загоготал и навесил замок обратно.
Шмыгнув в вонючее отхожее место, изукрашенное погаными сталактитами — или сталагмитами? — Кирилл достал парабеллум и накрутил на него глушитель.
Выглянул в пропиленное «сердечко». Пусто, никого, кроме их «вертухая».
Изба, что стоит напротив амбара… Так, чердак там имеется и окно есть.
И пулемёт был, он сам его видел.
А сейчас что-то не заметно. Чёрт…
Если он сначала завалит мордатого тюремщика, то пулемётчик это сразу увидит.
И сделает выводы, то есть откроет огонь на поражение.
А оно ему надо? Стало быть, что? Ждём-с.
Страж с пулемётом терпел долго — стоял, привалившись к стене амбара, и смолил «козью ножку». Ага, забеспокоился вроде… Сделал шаг к сортиру, постоял, подумал — а стоит ли? — вернулся. Всё, созрел! Решительно бросил самокрутку и зашагал, крича с полдороги:
— Ты шо там, обоссался? Али жопой примёрз?
Авинов промолчал.
Бормоча матерки, «вертухай» рванул на себя дверцу и перешагнул порог. Пок!
Пуля вошла в могучее сердце, останавливая его биение.
У стража хватило сил, чтобы дёрнуть рукой в направлении раны, словно он хотел прикрыть пульсирующую струйку.
А тут и смерть пришла…
Уложив тюремщика прямо на мёрзлое дерьмо, Кирилл выскользнул на улицу, прихватив с собою увесистую «люську».
Так, теперь у нас на очереди ещё один любитель пулемётов…
По приставной лестнице Авинов взобрался на чердак.
Дальше он шагал бесшумно, под ногами лежал толстый слой опилок.
Пулемётчика он обнаружил спавшим — закутавшись в тулуп и надвинув малахай, тот дрых, привалившись к тёплой трубе.
