С Тургеневского проспекта Махмуд вырулил на Пушкинскую, к дому Парамонова, где разместился штаб.
— Всё хорошо будет, капитан, — сказал полковник, — вот увидишь…
— Дай-то Бог, Митрофан Осипович, — вздохнул Авинов, — дай-то Бог…
Неженцев глянул улыбчиво.
— Ну дуй к Ряснянскому!
— Митрофан Осипович, — заторопился Кирилл, — а не скажете ли, Корнилов скоро будет?
— А денька через три ждём Лавра Георгиевича! Да, Ряснянский на втором этаже, прямо по коридору, вторая дверь направо.
Крепко пожав руку «комдиву», капитан направился указанным путём.
Коротко постучав во «вторую дверь направо», Авинов перешагнул порог и сказал:
— Разрешите войти?
Ряснянский, сухопарый офицер с генеральскими погонами на узких, покатых плечах, живо обернулся.
Его костистое лицо с аккуратной бородкой а-ля Николай II выразило нечаянное облегчение и искреннюю радость.
— Капитан Юрковский пожаловать изволили! — воскликнул он нараспев и повторил по своей привычке: — Пожаловать изволили… Рад, весьма рад!
— Здравия желаю, ваше превосходительство.
— А вы, я вижу, и живы, и здоровы. Кто вас задержал, узнали?
— Махновцы, ваше превосходительство.
— Сергей Николаевич…
— Махновцы это были, Сергей Николаевич. Вынужден доложить, что задание я благополучно провалил.
— Кирилл Антонович, — серьёзно сказал начальник РОГШ, — вы сделали больше для Белой армии, чем пара кадровых дивизий… Чем пара кадровых дивизий… А завербовать самого Сталина… Блеск!
— Ну, — скромно сказал Авинов, — Иосиф Виссарионович первым предложил сотрудничество.
— А сие неважно! Ну-с… Мы тут внимательно следили за вашими похождениями и, признаться, поволновались изрядно, ведь вы стали личным врагом Троцкого!
— Сергей Николаевич… Вот то, за чем охотился наркомвоен.
Глядя на озадаченного Ряснянского, Авинов вытащил папку и положил её на стол.
— Здесь, — сказал он серьёзно, — находятся тайны ОГВ — особой государственной важности.
Взгляд начальника РОГШ стал цепким.
Задумчиво пролистав бумаги из папки, он положил локти на стол, сцепил пальцы и уложил на них подбородок.
— Та-ак… — медленно проговорил он. — Та-ак… Ладно. Папочку эту я оставляю у себя. А пока…
Генерал-майор встал, следом поднялся и Авинов.
— Хочу вас поздравить с присвоением очередного звания, — торжественно провозгласил Ряснянский, — отныне вы тоже капитан, как и ваш альтер эго… Как и ваш альтер эго… Надеюсь, полковник Неженцев уже представил вас личному составу 1-й Особой автоброневой?
— Представил, Сергей Николаевич, — улыбнулся Кирилл.
— Вот и замечательно, можете официально занимать должность ротного. И ещё. Гм… Жаль, конечно, что церемония проходит без блеска и показного почёта, но такова доля разведчика… Такова доля разведчика…
Кирилл непонимающе глянул на Ряснянского. Тот таинственно улыбнулся и взял со стола пару коробочек.
— Капитан Авинов! — чеканно сказал он. — За отличную службу, за проявленную храбрость и успешное проведение операции по захвату Петербурга вы представлены к награждению военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-й степени, а также орденом Святителя Николая Чудотворца 2-й степени!
Кирилл вытянулся по стойке «смирно».
В горле у него пересохло, всякие мысли покинули бедную голову.
Сергей Николаевич, сделав строгое лицо, прикрепил Авинову слева на френч белый эмалевый крестик Святого Георгия, а чуть пониже — простенький, суровый железный крест Николая Чудотворца на бело-сине-красной ленте.
Отшагнув, Ряснянский полюбовался делом своих рук и сказал с прочувствованностью:
— Вы, Кирилл Антонович, заслужили ваши награды, а посему носите их с честью! Носите их с честью…
— Служу Отечеству!
Генерал склонил голову, постоял немного, а после, словно очнувшись от дум, сказал:
— О задании Ленина можете забыть, о группе Егора Мурлычёва — тоже. Ваша «кремлёвская» миссия закончена, капитан. Признаться, после сообщения Стогова мы… гм… придержали коней, не стали спешить с арестами. Губернское жандармское управление вычислило ещё нескольких членов группы, проследило через курьера их связи с Регистродом
[54] красных, действующим в Задонье, но… вас это уже не должно тревожить… Не должно тревожить… В Совдепию вы больше не вернётесь, продолжите службу у дроздовцев, при этом вы вольны и усы сбрить, и своим честным именем зваться. Разумеется, с недельку доведётся вам потерпеть нашу братию из контрразведки, уж не обессудьте! Уж не обессудьте… Повыспросят вас обо всём, что можно и нельзя, позапишут, засекретят… Ну-с… Вопросы есть?
— Никак нет! Разрешите идти?
— Ступайте, Кирилл Антонович, ступайте…
Чётко развернувшись, Авинов покинул кабинет и спустился вниз. Вспомнив, что освободился от тяготивших его тайн ОГВ, он просиял.
Аккуратные, нудные допросы с выяснением всяких тонкостей по работе в тылу, по содержимому папки, с повторениями раз за разом, с углублённым копанием, затянулись на шесть долгих, муторных дней.
На седьмой день Кирилл ощущал себя совершенно опустошённым, даже так — выпотрошенным, зато лёгким, как надувной шар. И — свободным.
Отправиться на фронт сразу не получилось.
Надо было провести небольшой ремонт, скажем, заменить пару колёс на одном из «Гарфордов».
Хотя их шины были не воздухом накачаны, а вспененной эластичной массой из глицерина и желатинового клея, которой ни колючая проволока, ни пули с осколками повредить особо не могли,
[55] всё же пулемётные очереди, рвавшие и резину, и наполнитель, наделали делов.
Да и горючим следовало разжиться, маслом, запасными частями, какие только можно было выпросить на складах.
Саид, Умар, Махмуд и Абдулла, имевшие унтер-офицерские звания, командовали взводами бронероты и здорово помогли Авинову войти в курс дела.
Кириллу было не привыкать брать на себя ответственность и нести её, то бишь командовать людьми, но специфика автоброневой роты его малость напрягала, вызывая неуверенность и даже робость.
Будь под его началом кавалерия, всё выглядело бы куда проще, привычней, что ли. А тут машины…
С другой стороны, на дворе — XX век.
