Российская Федерация, Каменноугольный район.
— Скорость есть, скорость есть! — кричал помощник командира, занявший пилотское кресло.
— Третий сдох… — простонал раненый командир, пристроенный у стенки.
За остеклением был виден красный огонь из труб третьего мотора.
— Второй сдыхает! Обороты падают! Девятьсот… семьсот… шестьсот… Сдох!
«Муромец» шёл ровно, постоянно снижаясь.
Авинов смотрел в разбитое окно на трясущееся правое крыло и молился, чтобы оно продержалось ещё хоть чуточку.
— Косослойная правая надкрыльная стойка… — пробормотал пилот, пристально глядя туда же, куда и Кирилл. — Если она сломается, гробанёмся обязательно…
— Вижу Горловку!
— Садимся!
— Там окопы! Полный газ — и на перетяжку!
— Даю полный!
— Не успеем, по ветру идём!
— Скорость семьдесят пять!
Карбюраторы моторов вспыхнули, разгораясь и перекидывая пламя на крыло.
— Контакт!
— Держись!
Авинов схватился за пилотское кресло.
С треском и грохотом корабль покатился по снежному полю, ломая шасси. Крыло тут же развалилось, ломаясь и вставая «домиком».
От страшного удара сознание у Кирилла на мгновение померкло. Очнулся он почти сразу, обнаружив себя лежащим на обломках стула, грудью упирающимся в исковерканный штурвал.
— Огнетушители!
Кабина стояла наклонно вперёд, ощутимо слышно было журчание бензина, истекающего из разбитых баков.
Кряхтя, Авинов поднялся и, пошатываясь, двинулся к хвосту.
Исаев лежал, придавленный свалившейся бомбовой кассетой.
— Вставай, Кузьмич, прилетели…
— О-ох… Да шоб я ишшо хоть раз полез на эти ваши… херопланы…
В этот момент взвилось гудящее пламя, окружая кабину. Начали рваться патроны на нижней площадке.
— Удирай все! — заорал унтер-офицер, скатываясь из перекошенного тамбура в снег, что нагребло целое крыло. — Там снаряды! Сейчас рваться начнут!
Пушка на нижней площадке, что под пилотскою кабиной, была всего в полтора дюйма калибром, но и это не подарок.
— Ложись!
Авинов с Исаевым упали в снег, и тут же с грохотом пошли взрываться снаряды, доканывая полуразрушенную носовую часть.
— Прилетели! — выдохнул Кузьмич и затрясся от смеха.
Удивительно, но никто из тех, кто получил пулю от Котова, не сгиб.
Ранило троих, и довольно серьёзно, унтер Нижевский потерял много крови, но живые же.
Подпоручик Костенчик тоже отделался лёгким сотрясением да ссадиной.
«До свадьбы заживёт!» — уверила его сестра милосердия. Тот густо покраснел, и сестричка вволю повеселилась.
В чужой шинели, с головой, обвязанной бинтом, порученец предстал перед Авиновым.
— Виноват, господин капитан, — пролепетал он. — Я покрыл несмываемым позором мой полк…
— Полноте, поручик! — парировал Кирилл. — Это война, а на ней не бывает сплошных побед и парадов. Так это правда, что Корнилов меня вызывает?
— Так точно! — приободрился Костенчик. — Мне было приказано доставить вас в Ставку, вот только… Я не знаю теперь, как исполнить приказ. Аэроплана больше нет…
— Как это нет? — комически изумился Томин. — А «Сашка» мой? — Он двумя руками указал на «Александра Невского». — Прошу садиться!
Уломав порученца, доложившись Туркулу, попрощавшись с текинцами, вся честная компания отправилась на посадку.
Насчёт Елизара Кузьмича договорённости не было, но Исаев оказался твёрд: уж лучше он будет рядом с его высокоблагородием, а то мало ли…
Туркул поддержал ординарца, озабоченно предполагая, что вторая попытка — или четвёртая по общему счёту — может и удаться.
На что Кузьмич дал достойный ответ: «А от хрена с морквой!»
Пока летели, успели отдохнуть от трудов воинских.
Сначала-то разговоры вели, обсуждали коварство «красного шпиона», а после как-то сразу уморились, пригрелись, да и задремали.
Авинов залёг в отдельной каюте, в шутку зовомой «капитанской», где обычно проявляли снимки после аэрофотосъёмки.
Кирилл устроился на тощем матрасике, укрылся шинелью, да и заснул.
— Кхым-кхум, — расслышал он сквозь сон. — Подъём, ваш-сок-родь. Ростов.
— Спа-асибо, Кузьмич, — раззевался Авинов. — Хоть выспался.
На аэродроме его поджидал легковой «Руссо-Балт» с усатеньким водителем.
Исаев поглядывал на шоффера с подозрением, но Костенчик того сразу узнал и пригласил садиться.
Елизар Кузьмич замешкался, видимо, сомневался старый — а верно ли он поступил, набившись капитану в сопровождающие и телохранители? Ведь не к кому-нибудь направляемся, а к Самому!..
А вот Кирилла сомнения не мучили, и он пропустил Кузьмича вперёд. Хотя и у самого нервы на взводе находились.
По дороге он велел себе успокоиться.
Чего так нервишки-то расходились? Боевой офицер, а дёргается, как истеричная дамочка. Стыдно-с.
Ближе к особняку, выделенному под резиденцию Верховного правителя, улицы были перекрыты усиленными патрулями, а на перекрёстках угрюмо почивали броневики «Остин-Путиловец», готовые разбрызгать горячий свинец по врагу.
Бородатые казаки, сидевшие верхом, аки кентавры, свесились с сёдел, зорко оглядывая пассажиров «Руссо-Балта», узнали адъютанта и молодцевато козырнули:
— Езжайте, ваше благородие.
Машина неторопливо миновала решётчатые ворота и остановилась у невысокой лестницы, украшенной парой каменных львов, щербатых от пуль.
Авинов внезапно ощутил в себе то самое состояние, что всегда помогало ему в бою, — холодное, ледяное спокойствие.
Ну и слава Богу, а то трясётся, как студень…
А он разве не в бой идёт?
Да, этот лощёный подпоручик ведёт его не к врагу, а к вождю, но… Вот именно.
За него-то, за «Великого Бояра», и будет бой.
Хоть костьми ляг, а обрати Лавра Георгиевича в свою веру, сделай товарищем и союзником!
— Побудь здесь, — тихо сказал Авинов оробевшему Исаеву.
Тот кивнул только, чувствуя себя неловко.
Проследовав к личным покоям Верховного правителя, Кирилл сдал свой маузер охранникам — огромным молчаливым парням, постучался в высокую дверь и вошёл.
Корнилов стоял у окна, выходившего в заснеженный вишнёвый сад, стоял задумчив и строг.
Сухощавый, с раскосинкой, с бородкой своей, весьма смахивавший на азиата, коим наполовину и родился, Лавр Георгиевич был одет, как всегда, — в защитный френч и синие бриджи, заправленные в сапоги, начищенные до зеркального блеску.
