Вот и на этот раз присутствие джигитов мигом ускорило кругооборот бумаг.
До обеда остаётся целый час, а грузовики уже наполовину затарены — ящиками со снарядами и патронами, бочками с бензином и маслом, запчастями, сухими пайками, тюками с маскировочными сетями и прочим, и прочим, и прочим.
За десять минут до отправления Кирилл стоял под круглыми вокзальными часами, погружённый в философические размышления.
Как быстро перевернулся день!
Налаженная жизнь, привычная череда будней — ничего этого уже нет, а ему светит дальняя дорога…
Тут на перрон выбежала Даша, и у Кирилла сразу отлегло.
— Дашка!
— Кирилл!
Девушка обхватила его за шею, прижалась, не удерживаясь от всхлипываний.
— Ну чего ты? — ласково проговорил Авинов, целуя Дашины волосы. — Всё хорошо…
— Ага… — глухо проговорила Даша, уткнувшись лицом в мужнину грудь. — Сейчас как уедешь, и я тебя не увижу…
— Увидишь! Я тебе обещаю…
Требовательно загудел паровоз.
— Ну всё, маленькая. Пора! Жди, я скоро!
Крепко поцеловав жену, Кирилл сжал её плечи, подержал за руки и заскочил в теплушку, облюбованную мастеровыми-добровольцами.
Стоя в открытых дверях, он провожал взглядом девушку, старательно улыбаясь ей и помахивая рукой, пока станция не пропала за поворотом.
…Днестровская и обе Донские армии, проще говоря дроздовцы с донцами, ещё в марте заняли Сумы. Перешли в наступление Добровольческая и Кавказская.
Вошли в Дмитриев и в Севск, где начинались славные преданиями Брянские леса. Взяли Курск, пробились к Орлу… Запахло Москвой.
И вот что-то пошло не так.
Достать свежие газеты было просто негде, приходилось питаться слухами, а те становились всё тревожней.
Во Льгове, на виадуках, состав хоть и был литерным, а простоял без малого час, пропуская тяжёлые бронепоезда «Иоанн Калита» и «Москва».
А потом навстречу покатил санитарный поезд, забитый ранеными.
— Што деется хоть? — прокричал Кузьмич, выглядывая в двери теплушки.
Санитарный, составленный сплошь из вагонов второго класса, притормозил на соседних путях.
«Ходячие», с руками на перевязях, с забинтованными головами, на костылях, торопливо курили в тамбуре.
— Попёрли красные! — отвечали Исаеву. — Мильёна три враз! Да на танках англичанских! Мы и отступили…
Раненый штабс-капитан, которого Авинов угостил папироской, вздыхал, качая головой:
— Плохо дело, господин подполковник… Это какая-то человеческая икра! Ползёт, ползёт, и конца ей не видно. И я никогда ещё не наблюдал столько танков сразу, в одном месте! Красное командование перешло в общее наступление: конница Будённого ударила в стык Донской и Днестровской армий, а на левый фланг дроздовцев двинулись войска т-товарища Уборевича. Брянск мы оставили, Орёл тоже… Мы отступаем, а красные рвутся на юг, обгоняя нас, подчас оставляя у себя в тылу! Не знаю… Не будь у комиссаров такого разгильдяйства, нас бы просто смели…
Засвистел паровоз, лязгнули сцепки, и штабс-капитан, торопливо загашивая папиросу, похромал к ближайшему тамбуру, где его подхватили солдаты, помогая одолеть крутые ступеньки.
Вскоре тронулся и литерный.
От Льгова есть железнодорожные ветки на Брянск и на Курск, «авиновский» эшелон тронулся в сторону Брянска.
Минуя Дмитриев, выбрались к станции Комаричи.
От Комаричей на Брянск путь одноколейный и проходит по насыпи.
Узнать что-либо на самой станции не получилось — разбежались все. «Красные идут!» — этот безмолвный крик словно висел в воздухе, угнетая и рождая страх.
От танкистов и шофферов к Кириллу подошли поручики Дубатов и Чутчев.
— Господин подполковник! — с тревогою спросил Дубатов, длинный как жердь. — Куда же нам теперь?
— Знать бы! Все телефоны молчат вместе с телеграфом — наверняка оборваны провода. Нас ждали на станции Навля. Двинем в том направлении, что нам ещё остаётся… По вагонам!
Был час пополудни, Комаричи остались далеко позади, впереди, рассекая суровый хвойный лес, тянулись рельсы — и ждала полная неизвестность. Красные помогли Авинову определиться.
Из-за леса вынырнули бомбовозы «Илья Муромец» с красными звёздами на крыльях — это было бойзвено Штавоздухфлота 14-й армии командарма Уборевича.
Красвоенлёты с ходу стали бомбить эшелон.
— Возду-ух! — разнеслись голоса.
Бомбы падали как попало — они рвались в лесу, щепя деревья, бухались между чащей и железнодорожными путями.
Но вот вроде приловчились — метко сброшенная трёхпудовка угодила прямо в паровоз. Вспухшее облако пара скрыло локомотив.
Ещё две аэропланные бомбы раскурочили полотно — рельсы загнулись салазками.
Осколки посекли нескольких человек, потом рванула цистерна с бензином — пламя взвилось так высоко, что охватило снизившегося «ильюшку».
Бомбардировщик выплыл из огненной тучи с горящими крыльями, пронёсся над лесом, цепляя колёсами верхушки деревьев, и скапотировал — стал на нос, да и перевернулся, круша сосны и рассыпаясь сам.
Два оставшихся «Муромца» описали над эшелоном круг, строча из пулемётов. Текинцы отвечали красвоенлётам из ППТ.
Бомбардировщикам это не понравилось, и они улетели.
— Шпалы готовим! — надрывался Авинов, пробегая по насыпи. — Будем съезжать прямо на рельсы! Быстро, быстро!
Вместе с текинцами под его командой находилось ещё с сотню человек, «сборная солянка» — танкисты из Добрармии, которой командовал Врангель, мастеровые из Харькова, Ижевска, Мотовилихи, казаки-пластуны.
Но сейчас все действовали как один — волокли шпалы, сколачивали из них сходни, подсыпали гравий, снимали брезенты, заводили машины.
Первым на пути осторожно спустился Т-13.
Взревев мотором, он развернулся на рельсах, визжа и скрежеща, и съехал вниз по насыпи.
Грузовикам пришлось посложнее, но они и сами полегче были.
— Поворачивай, поворачивай! Не останавливайся, Махмуд! Отгоняй подальше в лес! Вон где просека или что там… Давай-давай!
Заслоняясь рукою от пышущей жаром цистерны, развороченной взрывом, Кирилл вскочил на платформу с последней «тринадцаткой».
Вскарабкавшись на броню, он отпер люк и, шепча разнообразные пожелания большевикам, пролез на место механика-водителя.
Солнца через распахнутый люк поступало немного, но борта танка, отделанные пробкой, были выкрашены в белый цвет.
Тут же свет заслонил некто кряхтящий.
— Это я, сердар… — пропыхтел Саид.
