Варвара появилась из маленькой, низкой двери в незанятом углу. Женщина вышла босой, в одной рубахе, коса её была расплетена.
— Банька растоплена, — сказала она. — Раздевайся, я тебя вымою. У меня тут шесть уваров из трав, они смоют усталость и вернут силы.
— Скажи, пожалуйста, откуда тебе известно моё имя?
— Ведьма я, — дала Варвара простое объяснение. — Ведунья.
— И колдунья? — улыбнулся Олег.
— Колдую помаленьку…
— А не боишься одна жить?
— Откуда ж страху браться, когда одна?
— А если придёт кто?
— Не придёт. Покружит, покружит, да и убредёт себе восвояси.
— А я?
— А тебе я огнем посветила, чтобы не сбился с пути…
Сухов разделся. Варвара тоже стянула с себя рубаху, спокойно и непринуждённо, изящно согнулась на входе в баньку, и Олег облизал сохнущие губы, любуясь круглой попой, всеми плавными изгибами и западинами великолепного тела.
В бане было жарко, пахло волглым деревом и смородиновым листом. Огонь из печи-каменки освещал всё кругом шаткими красными отблесками.
Сухов разглядел огромную деревянную бадью, полную горячей воды, но глаза стремились вернуться к Варваре, жадно оглядывая покачивающиеся груди. Эти атласные шары нежной и теплой плоти с напряжёнными розовыми сосками просто не могли подниматься так высоко, а они дерзко не поддавались тяготению, вызывающе кругля прелестные формы. Олегу стало немного стыдно, потому что желание его проснулось и демонстрировало себя слишком откровенно.
— Полезай, — приказала женщина.
Олег послушно забрался в бадью. О-о! Когда это он в последний раз мылся? В Онузе небось. Смыть грязь и пот — какое это наслаждение! Степнякам этого не дано понять.
Нежные руки коснулись его. Сухов покосился на длинные пальцы, сжимавшие мочалку, и даже глаза прикрыл.
Варвара окунула мочало в горшок с травяным настоем и стала тереть Олегу спину, потом плечи. Её груди мячами катались у него по спине, странно успокаивая, а ладони ведьмины вытягивали усталь из натруженных мышц.
Чистый и разморенный, Олег вылез, и Варвара окатила его ушатом тёплой воды. Здорово!
— Потри мне спинку, — попросила женщина, изгибаясь и кладя руки на лавку.
Сухов испытывал в этот момент странную гамму чувств — неистовое желание близости уживалось в нём с полным душевным покоем.
Не в состоянии унять сумятицу мыслей, Олег принялся тереть узкую ведьмину спину, любуясь тем, как тонкая, изящная талия круто переходит в бёдра.
Сухов со старанием растёр неподатливые, тугие ягодицы, протянул руки дальше — и незаметно овладел Варварой. Уронив мочалку, он стиснул бёдра женщины и задвигался, выдерживая пленительный такт толчков. Потом перевёл руки на узкую талию.
Варвара застонала, ещё круче прогибая спину, подалась к нему. Олег продвинул руки, охватывая груди, сжал их. Сладкие стоны и горячие аханья женщины перешли в долгий прерывистый крик, обоих затопило жарким приливом любострастия, и Сухов постепенно замер, бурно дыша и продолжая тискать упругие выпуклости.
Варвара первой освободила своё лоно и выпрямилась, потянулась, закидывая руки за голову.
— Спасибо тебе за любовь и ласку, — сказала она, мило улыбаясь. — Теперь мой черёд.
Ведьма вышла из бани, Олег последовал за нею. Сняв горшок с печи, Варвара поставила его на стол и большим деревянным черпаком наполнила глубокую миску.
Сухов почувствовал слабое головокружение — он был голоден, как стая некормленых волков. Что там было, в той Варвариной похлёбке, Олег так до конца и не разгадал. Мясо было, грибы, лучок, приправы какие-то, ягодки разваренные, с кислинкой, и ещё что-то, и ещё…
Сухов не съел свою порцию, он её проглотил. Схомячил и добавку. А, насытившись, развеселился — голый нукер войска Батыева сидит рядом с красивой женщиной, нагой и ласковой. И ест сборную солянку!
— Ты знаешь моё имя, — сказал Олег, — а тебе известно, кто я?
Ведьма улыбнулась.
— Ты пришёл с войском великого воителя, покорителя степи.
— И тебя не трогает, что этот покоритель проходит по здешним землям с огнём и мечом?
— А должно трогать? — с интересом спросила Варвара. — Олежа, не морочь себе голову. Русские дружины хаживали в походы на степняков, те шли в набеги на русские грады. Так было всегда.
— Такого набега, как ныне, ещё не было.
— Но и такого окаянства, такого великого числа богомерзких грехов тоже не случалось. Князья превысили всякую меру, причиняя зло, и вот, воздалось им сторонним злом. Батый не ведает, что направляем и водим Вседержителем, и ты не знаешь того. Ты, Олег, часть силы той, что ныне творимым лихом уравновешивает лихо, уже причинённое государями этих земель, и тем достигает блага.
— Добро из зла?
— А разве бывает иначе? Доброта — это не деяние, ибо любое деяние — зло, а раз так, то добро — не сущее, добро — не бытует в мире, но будет тотчас явлено, как только одно зло победит другое. А посему не терзай душу зря — правда на твоей стороне…
Олег, как зачарованный, смотрел на мерцающие огни свечей. Картины прошлого сплетались с картинами грядущего.
— Утоли печаль, добрый молодец, — тихо сказала Варвара. — Ты обязательно встретишь свою возлюбленную…
Олег сильно вздрогнул, сердце его заколотилось.
— Когда? — выдохнул он.
— Не спрашивай, судьба не в моей власти.
Сухов медленно выдохнул и встал из-за стола. Гибко поднялась Варвара.
— Люби меня… — прошептала она.
Олег бережно взял женщину на руки и понёс на ложе. В это прекрасное мгновение ему было совершенно безразлично, какой век на дворе — тринадцатый, или десятый, или двадцать первый…
Утром Сухов проснулся в тишине и покое. И в чистоте.
Маленькие окошки, забранные слюдой, пропускали в комнату розоватый свет утра, а от печки всё ещё шло тепло. А сбоку Олега грела Варвара. Чара.
Она лежала спиной к нему, прижимаясь всем телом. Почувствовав, что он проснулся, Варвара живо перевернулась, обращая к Олегу улыбающееся лицо.
— Доброе утро, — прошептала она и поцеловала Сухова в уголок губ.
— Доброе, — согласился Олег, стискивая тугую грудь женщины.
Варвара игриво рассмеялась — и села на него верхом. Потянулась рукой к нему в промежность, обхватила пальчиками, направила и прилегла к Сухову на живот. Олег вмял ладони в её ягодицы, приветствуя драгоценную соединённость, и задвигался навстречу женщине — бёдра к бёдрам, лобок к лобку.
Чувствуя, как горят исцелованные губы, Сухов крепко сжимал сильное, пружинистое тело нечаянной любови, с удовольствием внимая низким прерывистым стонам и всхлипам.
