Позыв плоти дал о себе знать, словно утверждая накрепко брезжущую надежду, и Сухов нежно вмял пальцы в грудь женщины, ощущая с приятностью, как твердеющий сосок вдавливается в ладонь.
— Баюшки-баю?.. — промурлыкала Варвара.
— Никаких «баю-бай»! — отрезал Олег.
Женщина перелезла на кровать, потянулась, изгибая спину. Легла, закинула руки за голову, медленно раздвинула ноги.
— Иди ко мне… — прошептала она. — Скорей…
Рано-рано утром, когда небо едва засерело за городом, Сухов покинул Варвару. Он одевался не спеша, унимая дыхание, и посматривал на женщину, чья исцелованная грудь вздымалась, навевая сладостные видения. Облачившись в шубу и куяк, натянув малахай и шлем, Олег задержался у двери.
— Прощай, милый… — донёсся волнующий грудной голосок.
— Прощай.
Ведьмочка послала ему воздушный поцелуй, и Сухов вышел за порог.
Сейчас в нём родилась твёрдая уверенность, что больше он никогда уже не увидит Варвару, но грусти не было. В его сердце установилось зыбкое равновесие, и жила в нём та светлая печаль, которая вдохновляет поэтов, но никогда не доводит до слёз. Любовь и должна быть такою — лёгкой, светлой, без мучительных раздраев и страданий. Жаль, не всегда выходит так, как должно…
…Ещё не выйдя за ворота, Сухов почувствовал тревогу — в серых сумерках вставало оранжевое зарево. А после, добавляя беспокойства, заколотили била, донеслись крики и топот копыт. Неужто Бурундаю надоел мир?!
Олег поскакал к рыночной площади и чуть не столкнулся с Джарчи.
— Что случилось? — крикнул Сухов.
— Амбары горят! — ответил нукер. — Хлебные! Бурундай хотел с утра зерна набрать на прокорм, вот местные и подожгли хранилища, чтоб никому не досталось!
Олег прибавил саврасому прыти. Свернув за храмом к городской стене, он выехал к двум горящим амбарам — приземистым и длинным, добротным строениям, гибнущим в пламени пожара. Воздух был пропитан запахом горелого хлеба — это пылало зерно.
Десятки переяславцев наводили суету вокруг, таская воду в вёдрах и бадейках, плеская её в огонь, но пламя нисколько не унималось. С другой стороны ширкали лопатами молодые парни, кидая снег на охваченные огнём стены, добрасывая до невысокой крыши.
За пожаром невозмутимо наблюдал Бурундай. Он сидел на коне, выпрямившись, сжав рукоятку сабли, и молчал. Тысяцкие — и Тугус-беки, и Чарха-Эбуген, и Дайдухул-сохор — находились рядом и тоже помалкивали. Первым не выдержал Бэрхэ-сэчен, хоть и пониженный до сотника, но не утративший прежнего выражения превосходства.
— Что мы стоим? — вскричал он. — Чего ждём? Мерзкие оросы нанесли по нам подлый удар — они лишили пропитания наших коней! Мы пришли с миром, они выбрали войну! Так обнажим же сабли!
— Молчать! — скомандовал Бурундай, негромко, но жёстко. — Ты видел, как оросы поджигали своё зерно?
Бэрхэ-сэчен промолчал, медленно багровея.
— Не видел! — по-прежнему жёстко сказал темник. — Зато я вижу, как они тушат огонь! Мы покидаем этот город. За мной!
Крики туаджи разнеслись по улицам Переяславля, собирая войско. Вскоре тысяча Чарха-Эбугена миновала городские ворота. Следом повёл своих Тугус-беки.
Олег ехал рядом с Джарчи. Молодой нукер был непривычно задумчив. Нахмурившись, он вскинул голову и встретился глазами с Суховым.
— А если зерно подожгли не оросы? — задал Джарчи вопрос.
— Значит, среди нас есть предатель, — дал Олег ответ.
— Вай-дот… — протянул нукер. — Не верю! Хотя… Нет, чего-то тут не сходится! Зерно-то зачем жечь?!
— А ты подумай, — спокойно сказал Сухов. — Вот, если бы Бурундай был как Гуюк-хан, который сперва голову человеку срубит, а потом думает, за что, как бы он поступил? Велел бы наказать переяславцев, верно? И сколько бы народу тогда полегло! Причём не только горожан — Бурундай тоже недосчитался бы многих. К счастью, наш темник с головою дружен…
Джарчи снова погрузился в молчание, а после дал пылкую клятву:
— Я найду этого шакала! Выслежу и убью!
Глава 21,
в которой Олегу поручается ответственное задание
…Покинув Переяславль-Залесский, Бурундай повёл войско напрямик, по льду Клещина озера, и далее по реке Нерли. Город, оставленный за плечами, не шумел, звука единого не издавал — и колокола молчали, и голосов не слыхать. Похоже, переяславцы ещё не уверились сполна в удаче своей и боялись её спугнуть. А вдруг возвернутся «мунгалы»? Вдруг передумают, да такого натворят, что… И, ужаснувшись воображаемым несчастьям, люди сдерживали дыхание, прислушиваясь напряжённо — ушли ли? Ушли вроде… Да, точно, ушли! Но, даже поверив своему счастью, люди не торопились радоваться. Да и чему, собственно?
Тому, что живы остались? Что дома свои уберегли? Что дети, слава Богу, не вздеты на копья? Да кто ж этому радуется!
А то, что весь город целые сутки был в услужении татарве? Это как оценить? Тоже радость испытывать? Оно, конечно, прогнуться недолго. Лишь бы только не забыть выпрямиться…
…В сражении с Евпатием Коловратом Олег не участвовал — с Неистовым бились те сотни, что шли в арьергарде, Эльхутур же шествовал впереди. Однако битва Сухова впечатлила — он даже некую гордость почувствовал. Презрения бы заслуживал тот народ, который даже попытки не сделал воспротивиться врагу, не вступился бы за своих, да попросту не попробовал бы отомстить. И вот евпатьевцы доказали, что русские достойны уважения. И монголы оказали павшим респект — в степи с почтением относятся к героям, неважно, какого они роду-племени. Жаль только, что подвиги и самопожертвование на Руси и в прошлом, и в будущем всегда покрывали чьи-то недоделки, чей-то недосмотр, чью-то неспособность править и володеть. Жизни отдают лучшие — за то, чтобы остальные-прочие поклонялись не истинным героям, а подлецам и предателям, вознесенным на пьедесталы и постаменты…
В разгар дня тумен вышел к Ростову Великому. Город сей стоял на берегу реки Пижермы, впадавшей в озеро Неро, и слыл богатым — полтора десятка храмов блестело луковками за стенами его, монастыри стояли, дворы княжеский и епископский, большой торг шумел.
Памятуя о поджоге в Переяславле, Бурундай решил подстраховаться и отправил сотни Алтун-Ашуха и Бэрхэ-сэчена в Сару, городишко, что стоял напротив Ростова, с другого берега озера. Сотням было приказано «заготавливать фураж», то бишь отбирать у местных зерно и сено.
Остальной тумен перешёл Пижерму по льду и вышел к Нерльским воротам. К удивлению Сухова, неширокий мост, перекинутый через ров к воротной башне, тоже был целёхонек, как и в Переяславле.
— То ли ждали нас, — поделился Олег своими сомнениями с Изаем, — то ли поджидали.
— Узнаем, — спокойно сказал куман.
— Таран бы сюда! — горячился Джарчи. — Эх, и ударили бы! Ой-е…
