Иногда человек подходил Сухову по всем параметрам — и боец, и не трус, — но вот вольностью своей, которую Олег понимал как разнузданность, поступаться не желал.
А капитан Драй требовал железной дисциплины, редкого товара на Тортуге или в Порт-Ройале.
Обычно корсары решали всей командой, нападать ли им или не стоит, брать штурмом городишко или оставить в покое. Подчинение капитану было весьма относительным — командира ценили за везучесть и крутизну, но могли и переизбрать, сочтя данную кандидатуру неподходящей.
Сухову же были нужны от команды две вещи — умение и подчинение.
Умение обращаться с парусами, с холодным и огнестрельным оружием и беспрекословное послушание.
Скажет капитан: «Падай!» — и чтоб все упали. А зря говорить он не станет.
Но вот как раз послушание на Тортуге было в большом дефиците.
И всё же, побродив по кабачкам, заглядывая в бордели, Олегу удалось выловить четверых — Анри де Морэ из Мана, Жана де ла Пьера из Перигора, Жана Больянгера из Ла-Рошели и Пьера дю Трильо из Нанта.
[15]
Ну хоть что-то. Как дед Олегов говаривал: «И то хлеб…»
Стемнело, когда Сухов в сопровождении Ташкаля возвращался в порт.
Набегавшись за день, Олег шагал неторопливо, предвкушая скромный ужин (хлеб, сыр, вино) — и мягкий топчан в капитанской каюте. Алкогольное амбре должно уже было выветриться…
Темноту, сгустившуюся над Бастером, разбавляли редкие огоньки свечей в домах, факелов и костров, масляных фонарей — в руках прохожих и на кораблях, бросивших якорь на рейде.
Взошла яркая луна, её голубовато-серебристый свет выделил из мрака высокий каменный забор, тянувшийся сбоку справа, и озарил ряд домишек, выстроившихся по левую руку от Драя с Ташкалем.
Из тёмного переулка показалась загулявшая компания.
То ли горе залив, то ли радость спрыснув, они мирно, весело гоготали, затягивая песню и тут же обрывая напев, лишь факелами потрясая в такт.
Неожиданно над улицей разнёсся жуткий вой, тоскливый и злобный, продирающий нутро, сбивающий мысли.
Гуляки смолкли тут же, застыв, как скульптурная композиция, и в тишине послышались частые, негромкие шаги.
Сухов на всю жизнь запомнил то кошмарное явление — громадная чёрная фигура возникла перед ним, таясь на грани густой тени и бледного сияния.
Сгорбившись, ступая на задних конечностях, а передние лапы держа перед собою, существо скакнуло к Олегу, одолевая футов двадцать одним прыжком, и капитан ясно увидел массивную голову с остренькими кошачьими ушами. Два глаза свирепо горели красным.
Истошный девичий визг словно пружину спустил — Сухов выхватил пистолет и выстрелил.
Вспышка выхватила из черноты оскаленную пасть ягуара, и взмах когтистой лапы.
«Неведома зверушка» мгновенно изогнулась, но от пули не убереглась. Взревев, ночное страшилище метнулось к забору и перескочило его.
Злобный истошный вой снова окатил предместье Бастера, пуская мурашки по телу.
— Это был балам! — выдохнул Ташкаль. — Ягуар-оборотень!
— Оборотень, говоришь? — процедил Олег и громко потребовал: — Эй! Посветите сюда!
От весельчаков, секунду назад протрезвевших, отделился малый с фонарём. Приблизившись, он присел и опустил фонарь, бросая тусклый свет на пыльные камни.
Яркие капли багрового отлива различались вполне явственно.
— Ладно, — буркнул Олег, поднимаясь. — Я ещё разберусь с этим шутником.
— Может, это демон был? — свистящим шёпотом предположил гуляка.
— Демоны не проливают крови, — сухо парировал капитан. — По крайней мере своей.
Внимательно оглядевшись по сторонам, Сухов проговорил задумчиво и глухо:
— «Чем дальше, тем страньше и страньше…»
Глава четвертая,
в которой Олег получает письмо
На другой день о схватке с «демоном» судачил весь Бастер.
Гуляки-свидетели охотно рассказывали и пересказывали страшную историю, случившуюся прямо у них на глазах, проявляя недюжинную фантазию.
Повествуя о явлении человека-ягуара, оборотня, они добавляли красочных подробностей к повествованию, словно пресную кашу сдабривая специями.
Балам у них рос в размерах, то и дело меняя статус, дотягивая до демона, а то и до самого Сатаны. Слушатели были в восторге.
Надо ли говорить, как резко подпрыгнул рейтинг капитана Драя?
Уж если строптивый «наследник» Чака Нормандца сразился с нечистой силой и посрамил самого дьявола, то капитан он хоть куда!
И Олег за полдня набрал ещё дюжину людей — матросов, канониров, рубак, мушкетёров…
Одним словом, пиратов Карибского моря.
А посему, решив нанести визит Франсуа Олонэ, Сухов не особо беспокоился о «пиаре» — слава бежала впереди него.
Надо сказать, к Олонцу капитан Драй относился весьма сдержанно — необузданная жестокость и кровожадность Франсуа отталкивали его.
Олег и сам был далеко не ангел, но собственная его беспощадность была чертой воина, суровой, вынужденной необходимостью.
Казнить предателя? Да.
Перебить пленных? Да, чёрт возьми!
Но убивать просто так, ради развлечения, напоказ… Мерзость.
С другой стороны, пиратов, отличающихся высокими морально-этическими качествами, не слишком много.
Один всего. Зовут — капитан Драй.
Сухов фыркнул — смерть от излишней скромности ему точно не грозит…
Флагман Франсуа Олонэ — «Сен-Жан», двадцатишестипушечный испанский флейт, захваченный в Маракайбо, — стоял на якоре в западной части бухты.
Рядом едва заметно покачивались, натягивая канаты, «Пудриер» и «Какаойер».
Эти три корабля составляли главную ударную силу Олонца, а ещё в его флотилию входили две бригантины, капитанами которых были выбраны Пьер Пикардиец и Моисей Воклен.
Ну, как бы ни оценивать нравственность Франсуа Но, следует признать, что храбрость и находчивость были ему свойственны.
Немногим более трёх лет назад Олонец потерял свой корабль у берегов Юкатана, хотя людей своих уберечь сумел.
Но ненадолго — испанцы перебили чуть ли не всю его команду.
Перемазавшись чужой кровью, капитан притворился мёртвым. Когда стемнело, он переоделся испанцем и наведался в город Кампече, где сговорился с чернокожими рабами и совершил вместе с ними побег на каноэ, достигнув Тортуги.
Годом позже Олонэ наведался к берегам Кубы — к городишке Ла-Вилья-де-лос-Кайос, — решив на паре каноэ, с двумя десятками человек, пограбить местное население.
