Муйаль сидел в тени фальшборта, сильно сутулясь и сплетая обрывки канатов. Неожиданно он отбросил их и мягко вскочил, делая плавное, почти неуловимое движение рукой.
Но Сухов углядел, как с тёмной ладони срывается в броске острый нож, и развернулся в манере тореро, пропуская клиночек мимо себя.
В этот момент он не думал, не испытывал никаких эмоций: ни изумления, ни гнева — ничего. Рассудок будто отключился, позволяя рефлексам править телом.
Выхватив увесистый матросский нож, Олег отбил удар дубинкой, усеянной блестящими осколками обсидиана. Дубинка улетела в море, а лезвие ножа распороло Муйалю руку…
Да какому Муйалю! Не он это был! Опять майя?!
— Ну вы меня достали! — обронил Сухов.
Не замахиваясь, он врезал Лжемуйалю кулаком, сжимавшим рукоять ножа, да так, что того отбросило на борт, вышибая дух. Заработав удар между ног, напавший тихонько заскулил, убеждая Олега в своей половой принадлежности, а потом налетели Ташкаль, Ицкуат, Тлачтли и задали «гостю» изрядную трёпку.
— Только не до смерти! — прикрикнул Сухов, отходя в сторонку.
— Это Тотенеу! — злобно крикнул Чамал. — Он убил Муйаля!
Понаблюдав за процессом членовредительства, Олег спокойно сказал:
— Хватит его месить, ребята, а то он говорить будет неразборчиво.
«Ребята» без охоты разжали кулаки и отошли. Избитый майя не подавал признаков жизни.
— Голова, — негромко позвал Олег, — ведро воды. Он по-нашему понимает? По-испански хотя бы?
— Он по-английски говорит! — сказал Ицкуат.
Скоро буканьер притащил тяжёлое деревянное ведро и окатил наёмного убийцу. Тот затрепыхался, приходя в себя, отполз к фальшборту и откинулся на него спиной.
Ни единого стона не сорвалось с расквашенных губ, майя выглядел бесстрастным, как и подобает воину.
Сухов присел на корточки, сложил руки на коленях и сказал:
— Ну, здравствуй, Тотенеу.
Тот лишь открыл глаза, не издав ни звука.
— Я знаю, что у твоего народа бытует манера давать два имени, — терпеливо заговорил капитан. — Вон Ицкуат — Бьющая Птица… Даже у меня такое имеется. Правда, я не проходил обрядов, но ирокезы прозвали меня Длинный Нож.
Тотенеу едва заметно вздрогнул.
— Ты лжёшь, бледнолицый, — хрипло проговорил он. — Длинным Ножом звали капитана Эша много лет назад. А ты — капитан Драй.
— Эш — кличка, Тотенеу, — усмехнулся Олег, — а Драй — так, по правде, зовут мой род.
— Эш мёртв! — повысил голос майя.
— Я жив, — парировал Сухов.
Желая устроиться поудобней, он сел по-турецки.
— Продолжим наш разговор. Твоё второе имя, Тотенеу?
Майя, уверенность которого оказалась сильно поколебленной, оглядел строй враждебных ему бойцов, поугрюмел и ответил с кривой усмешечкой:
— Дымящееся Зеркало.
— Враньё! — зашумели апачи. — Это имя бога Тескатлипоки!
— Да и чёрт с ним, — махнул рукой Олег. — Не хочет говорить, ну и не надо. Кто тебя послал?
— Тот, кто отдаёт приказы.
— А имя у этого… приказчика имеется?
Молчание.
— И зачем я ему занадобился?
— Ты должен умереть.
— С этого места поподробней, пожалуйста. Кому это я должен? Зачем меня убивать? Я этого вашего приказчика-заказчика знать не знаю и знать не хочу. Лично мне от него ничего не надо, а ему что неймётся?
Помолчав, майя ответил:
— Мне это неизвестно. Больше я ничего не скажу.
— Ладно, герой, — серьёзно сказал Сухов, вставая. — Ты как попал-то на борт?
— У него каноэ привязано за кормой, — ответил Ицкуат.
— Понятненько. Пытать его, как я понимаю, бесполезно, всё равно ничего не скажет. Верно?
— Верно, — насупился Ташкаль. — Тотенеу подл, но он — воин.
— Тогда убей его, — спокойно сказал Олег.
Небо раскрасилось во все закатные краски, когда индейцы завершили похоронный ритуал. Их враг и их друг одинаково канули в бездну моря, хороня незаданные вопросы и невысказанные ответы.
Попутный ветер на восток не дул, приходилось лавировать, но долго ли, коротко ли, а Ямайка показалась-таки на горизонте.
Чуть больше десяти лет минуло с тех пор, как бойцы лорда Кромвеля отняли остров у испанцев, а нынче Ямайка служила этаким украшением английской короны.
Самым же ценным в этой «ювелирке» был Порт-Ройал, отстроенный на песчаной косе Палисадос и вытянувшийся полумесяцем у гавани.
Если не считать рифов в бухте, Порт-Ройал был идеальным местом для швартовки — даже у причальных стенок глубина достигала тридцати футов.
[23]
Хоть на мелкосидящем галиоте подваливай, хоть на многопушечном фрегате.
На юго-западной оконечности косы был выстроен Форт-Чарлз, охранявший вход в гавань. За ним отстраивался Форт-Уокер. Виднелись ещё три стройплощадки на местах будущих крепостей.
С моря город не впечатлял, хотя его деревянные, саманные и каменные дома поднимались кое-где в три-четыре этажа.
Не подавлявший пышной растительности, Порт-Ройал выигрышно смотрелся на фоне зелёных и синих холмов.
Тем не менее в столице Ямайки было построено восемьсот домов — на триста зданий больше, чем в Нью-Йорке. И каких зданий!
Здешние пираты, купцы и плантаторы словно соревновались друг с другом, пытаясь выставить свой дом как можно пышнее.
А деньжата для этого водились, Порт-Ройал жил за счёт грабежей и поборов, за счёт пиратства.
Одни брали испанские корабли на абордаж, другие скупали добычу, третьи обслуживали «джентльменов удачи», предлагая всё — оружие, припасы, вино, покладистых женщин — оптом и в розницу, с предоплатой и в рассрочку.
Рынки соседствовали с церквями и сефардской синагогой, военные плацы — с лавками и тавернами, склады — с мостами. Даже зверинец тут был! А с виду не скажешь…
— Отдать швартовы!
«Ундина» плавно толкнулась в причал, наваливаясь бортом на плетёные кранцы.
— Бдите, ребята, — сказал Олег. — В одиночку по берегу не шарахайтесь, местных не задирайте. Ежели сами пристанут, дайте сдачи. А я пошёл в гости!
Ещё на подходе к гавани он углядел моргановскую «Лилли», стоявшую у причала. Стало быть, хозяин дома.
Сухов выглядел настоящим пиратом, как их изображают в Голливуде: чёрные кожаные штаны заправлены в ботфорты и подвязаны алым кушаком, за который заткнут «Флинтлок». Поперёк белой рубахи с кружевами на вороте и манжетах — перевязь с палашом в ножнах, а на голове — чёрная шляпа с распушенными перьями.
