Корабли держали на запад, их надутые паруса походили на взбитые подушки. Длинные вымпелы трепетали на ветру разлохмаченными концами.
Сухов стоял на шканцах, обозревая море и то, как плавно покачивались корабли флотилии «адмирала» Моргана, как задиралась высокая корма «Лилли», как клонились мачты.
На ум сами собой пришли строчки из гумилёвских «Капитанов»:
…Ватаге буйной и воинственной,
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
О том, что в мире есть окраина —
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога…
Захват Пуэрто-Бельо обещал сказочное обогащение, но легче было сказать, чем сделать.
Этот городишко, в котором время от времени случался «золотой прилив», и сокровища, награбленные испанцами, затмевали блеском нищету и убожество, очень хорошо охранялся. Причём не только людьми в форме и с оружием, но и Господом Богом — или Природой — это уж как кому нравится.
Пуэрто-Бельо располагался в глубине удобной бухты, защищённой от бурь, приблизительно в четырнадцати милях от Дарьенского залива и в восьми от плоскогорья Нобре-де-Диос. Оборону же от пиратов и прочих незваных гостей обеспечивали три крепости на её берегах.
По левую руку от входа в заливчик испанцы выстроили форт Сан-Фелипе. Гарнизон из сотни солдат и с дюжиной пушек готов был оказать самый нелюбезный приём супостату.
На маленьком островочке, что узенькой косою смыкался с окраиной Пуэрто-Бельо, стояла недоделанная крепостца Сан-Херонимо, а самая мощная фортеция располагалась на подступах к городу и звалась пышно: Сантьяго-де-ла-Глория.
Тридцать две её пушки держали под обстрелом гавань и прикрывали дорогу, ведущую в город.
Мыслимо ли это — имея меньше чем полтысячи бойцов, взять все эти крепости штурмом и ворваться в город?
Но судьба благоприятствовала Моргану: разленился народ, службу исполнял без особого рвения — ночью в крепостях оставались лишь немногие дежурные, офицеры ночевали в городе, да и рядовые убредали туда же.
Тем не менее форты оставались фортами.
Флотилию свою Морган вывел умело. Оказавшись у костариканских берегов, пираты разделились: малая часть осталась при кораблях, а «десантно-штурмовой батальон» в четыре с лишним сотни головорезов пересел на каноэ.
Своих бойцов Олег вместил в одну пирогу — искусно выдолбленная из громадного ствола, она спокойно вмещала тридцать человек. С «капитаном Драем» шли два десятка.
Во главе одного Сухов поставил Жана Больянгера, смелого и предприимчивого ларошельца, другим командовал Голова — прозвище своё буканьер получил не только за размер шляпы, но и за расчётливость, за сметку.
Каноэ сидели в воде низко, и заметить их с берега было трудновато, а в сумерках и вовсе невозможно.
Двадцать три пироги проследовали вдоль берега к востоку, прошмыгнули мимо устья реки Чагрес, где испанцы возвели крепость Сан-Лоренсо, а на четвёртый день пути причалили к острову, обжитому рыбаками. Тут же находился и сторожевой пост испанцев…
…Ночь выдалась звёздная и ясная, зоркий человек не испытывал нужды в луне — и так всё видно.
Запаливать костры или закуривать трубки было строжайше запрещено — рассмотреть огонёк в темноте не смог бы только спящий дозорный.
Но можно ли было полагаться на лень хитроумных идальго? Отсюда до Пуэрто-Бельо оставалось порядка трёх миль — слишком близко, чтобы зазря вызывать тревогу испанцев.
Морган был возбуждён, в нём текла кровь тех людей, у кого близкая опасность будила азарт.
Приблизившись к Олегу, Генри негромко сказал:
— Нам нужен кто-нибудь из часовых.
— «Язык»? — ляпнул Сухов.
Морган понял его по-своему и тихо рассмеялся.
— В точку! — выдохнул он. — Надеюсь, он выболтает всё, что нам нужно знать!
— Жди, адмирал. Мы скоро.
С собой Олег взял Ташкаля и Айюра — за «языком» толпой не ходят. Отправились сразу, да и чего было выжидать?
По границе между тенью, отбрасываемой мангровыми зарослями, и белым песком, здорово отсвечивавшим под звёздами, Сухов двинулся вдоль берега.
Шорох волн слева и невнятные писки справа быстро стали привычным фоном, и Олег напряжённо вслушивался в ночные шумы, пытаясь вычленить из них необычные звуки.
По рассказам Моргана, неплохо знавшего здешние места, рыбацкая деревушка находилась неподалёку, в двух шагах. Там же помещался и сторожевой пост.
— Моя видеть, — шепнул Ташкаль. — Над деревьями.
— Вышка, что ли? — пригляделся Олег.
— Похоже, — тихонько сказал бербер.
— Замерли!
Скрытый в тени мангров, Сухов застыл неподвижно, всматриваясь в темноту.
Над верхушками деревьев торчала дозорная вышка, сколоченная из дерева. Стоял ли кто на её площадке, увидеть было трудно… Ага!
Олег хищно улыбнулся: с вышки блеснула сталь.
То ли стволом мушкета повёл дозорный, то ли на гребне шлема преломился рассеянный свет.
— Ташкаль, за мной! Айюр, когда выдвинемся к вышке, сторожишь внизу. Если что, свисти. Только тихо!
— Что я, маленький, что ли? — пробурчал бербер.
Индеец двинулся первым, бесшумно скользя между деревьями. Прикрытые сверху развесистыми кронами, «диверсанты» были незаметны.
Близость вышки выдал запах аммиака.
Поморщившись, Сухов скользнул к кривоватой приставной лестнице. Ташкаль заморачиваться не стал — полез прямо по перекладинам, разлаписто цепляясь за них руками и ногами.
На верхнюю площадку оба прибыли в одно время.
Испанец наличествовал в единственном числе — присев к опоре, поддерживавшей навес из пальмовых листьев, он дремал, сонно роняя голову в тяжёлом шлеме-морионе.
Олег показал на пальцах, как распределяются роли в простеньком спектакле, и краснокожий кивнул.
Сделав неслышный шаг, Сухов присел перед испанцем.
Ташкаль согнулся за опорой, одним движением обвивая рукою горло дозорного и приставляя к его шее нож.
— Если ты обещаешь помалкивать и не делать резких движений, — проговорил Олег добродушно и раздельно (его испанский был плоховат), — то останешься жив-здоров. Я понятно выражаюсь?
Дозорный, тараща глаза поверх ладони индейца, зажимавшего ему рот, истово закивал.
— Спускаемся, — коротко обронил Сухов.
Он двинулся первым, за ним слезал «язык», а Ташкаль «страховал» его, накинув испанцу петлю на шею.
Тут даже объяснять ничего не надо было: вякнешь лишнее, и верёвочка затянется…
