Гордые идальго едва держались на ногах, сдачи они не давали, только головы вжимали в плечи да прикрывались руками.
Олег решил навести порядок — чтобы «держать зону», надо было заявить о себе.
Быстро приблизившись к рыжему здоровяку, как раз замахнувшемся, чтобы врезать, как следует, испанскому заморышу, он перехватил волосатую лапу, крутанул верзилу и влепил ха-ароший дзуки в пивной животик.
— Х-ха! — выдохнул рыжий, сгибаясь в три погибели.
Сухов ударил его в лицо коленом снизу, добавляя для верности кулаком по бычьей шее. Попав между молотом и наковальней, британец свалился в нокауте.
Его сотоварищ попытался было восстановить статус-кво, и поначалу ему даже сопутствовала удача — заработав пару раз по корпусу, Олег едва не растянулся, благо колонна удержала.
Но, отступив, Сухов перешёл в контратаку, завершившуюся викторией, — его противник нарвался на жестокий приём, ребром ладони в горло, и рухнул на колени, сипя и заливаясь слезами.
Все замерли, чувствуя, что новенькие намерены установить новые порядки, играть по своим правилам.
Оглядев растерянных испанцев, Олег резко спросил по-английски:
— Моряки? Лансерос? Гачупины?
[34]
— М-моряки, — прошепелявил худущий «кабальеро» в лохмотьях. — Мы все со шлюпа «Сан-Игнасио». Индейцы подкрались к нам на пирогах и захватили корабль. Шлюп сожгли, а нас — сюда…
— Всё с вами ясно… — промолвил Сухов и пнул рыжего: — Вставай давай! Чего разлёгся?
Британец заворчал, как большая злая собака, опёрся на четыре конечности — и очень быстро воздвигся, готовясь наказать чужака. Но Олег бдел и легко уклонился от удара. А вот рыжий схлопотал прямой в челюсть.
У британца и без того был расквашен нос, так теперь ещё и с губ закапало.
— Угомонись, — посоветовал ему Сухов, — а то кровью истечёшь.
Не упуская из виду рыжего, он обернулся к его сотоварищам:
— Что стоите? Помогите приятелю!
Те сразу задвигались — кто-то оторвал рукав рубашки, висевший на ниточке, чтобы утереть кровь пострадавшему, кто-то дал воды из фляги — её роль исполняла сушеная тыква-горлянка.
— Ты кто такой? — промычал рыжий, сморкаясь. — Должен же я знать, кого зарежу!
— Геро-ой… — презрительно затянул Олег и сплюнул. — Ты бы лучше не над испанцами изгалялся, а пошёл бы, да и перебил краснокожих надсмотрщиков! Что, боишься? Конечно, куда легче своих мордовать!
— Какие они мне свои? — гаркнул англичанин, вызверясь. — Они — испанцы и паписты!
— А ты англичанин и дурак! Мы все тут, как в одной лодке, и враг у нас один — это майя! И они снаружи храма, а не внутри! Гляди, сколько тут с тобой народу собралось — десять, нет, одиннадцать… двенадцать… Двенадцать человек! Отряд? Хрен там! Ты не можешь их повести за собой, тут все поврозь! Испанцы кучкуются отдельно, и мулаты вон в сторонке жмутся… Ирландцы — вы же ирландцы? — вот! Они тоже сами по себе. Нет отряда, есть сброд!
— А мне отряд не нужен! — заорал рыжий.
— А мне нужен! — отрезал Сухов. — Я не собираюсь, как ты, лизать задницы краснокожим да угождать им по-всякому, лишь бы не прибили! Лично мне здесь делать нечего. А вам? — повысил он голос.
Народ смущённо затоптался, запереглядывался.
— Индейцев много… — проговорил кадыкастый француз, чья лысая голова была обмотана шарфом.
— Вздор! — отмахнулся Олег. — Побеждает не тот, за кем сила, а тот, за кем правда! Надо только верить в себя да в товарища. Ну и желательно не трусить.
Оглядев всех, Сухов сказал обычным голосом:
— Меня звать капитан Драй. Местный касик, благодаря которому мы все здесь, мечтает меня кокнуть. Лично я хочу этого вождя недоделанного опередить — и свалить отсюда! Кто со мной? Да не надо глазки тупить, вы не юные монашки, узревшие голого настоятеля! Я же не зову вас построиться — и атаковать майя. Всему своё время. Вы просто подумайте, есть ли в вас силы, готовы ли вы добиваться воли — и необязательно сообщать мне об этом. Со мной — вон! — друзья, и я в них уверен. Мы можем и сами уйти, но, если все вместе, так же сподручнее!
— И сказал Христос, — торжественно провозгласил полнолицый, румяный англичанин, заросший курчавым волосом, — «Кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч». Меня Илайджа звать, — представился он, — и сил у меня хватает.
— Нашёлся, умник-разумник! — продолжал бурчать рыжий, косясь на новенького. — Думаешь, первый такой? Были тут говоруны и до тебя, тоже болтали красиво да складно! Так их всех давно местные стервятники склевали. Когда у болтуна из груди сердчишко евойное достают, остальную требуху выбрасывают на помойку! Скоро они и тебя разделают!
— Пробовали уже, — ухмыльнулся Олег, — но им очень не повезло в жизни. Ладно, как звать?
Британец посопел разбитым носом и буркнул:
— Джимми Кид.
[35]
— Имя — так себе, — прокомментировал Сухов, — а вот кликуха тебе подходит. Ладно, Малыш, хватит на сегодня резких движений. Чую, скоро погонят нас…
— Твоё чутьё не обмануло тебя, — послышался голос де Альварадо. — Берём орудия труда — и вперёд! Наведаемся в усыпальницу древнего халач-виника, вождя вождей!
Колонну пленных, вооружённых лопатами, ломами, кирками и прочим шанцевым инструментом, привели к подножию громадной пирамиды, чьи ступени возвышались над травянистой площадью никак не меньше чем футов на полтораста.
Величественное сооружение больше напоминало скалу, чем нечто рукотворное, но крутые, высокие ступени, изузоренные иероглифами, убеждали в обратном.
Когда бледнолицые поднялись на самый верх пирамиды, запыхались все.
Дон Хусто показался с краю плоской крыши храма, и не было заметно, что метиса мучила одышка.
— Майя не интересовались золотом, — заговорил он, — им больше нравились прозрачные камни, вроде нефрита. Но тут, в этой пирамиде, захоронен вождь тольтеков, для которых золото имело ценность. К усыпальнице ведёт лестница. Она, правда, присыпана землёй, чтобы такие, как вы, не добрались до места вечного упокоения халач-виника. А лопаты для чего? Копайте, копайте… Доберётесь до пола, вскроете центральную плиту — и вниз. Мм? Ну что стоим? Начали! И давайте без шуточек, ладно? Особо непонятливых воины спустят с этой лестницы кувырком, а то, что долетит до земли, достанется трупоедам сельвы. Начали, начали!
Сухов глянул на дона Хусто с прищуром и забрал у худосочного испанца заступ.
