Об опрометчивых увещеваниях Овербери стало известно графине, и она тоже поклялась беспощадно ему отомстить. Однако виконт и графиня с дьявольским лицемерием скрывали свои намерения, и Овербери по ходатайству Рочестера был назначен послом в России. Эта кажущаяся благосклонность была всего лишь первым этапом хорошо продуманного смертельного заговора. Рочестер, делая вид, что искренне печется об интересах Овербери, посоветовал ему отказаться от назначения, которое, по его словам, было не более чем уловкой с целью отделаться от него. Одновременно он пообещал уладить любые неприятные последствия отказа. Овербери попал в западню и отказался от поста. Иаков, оскорбившись, немедленно велел заточить его в Тауэр.
Теперь, когда Овербери был за решеткой, у его врагов появилась возможность приступить к осуществлению второй стадии заговора. Для начала Рочестер, использовав свое влияние при дворе, добился смещения тогдашнего коменданта Тауэра и назначения на этот пост одного из преданных ему людей, сэра Джарвиса Элвеса. Эта креатура была лишь одним из необходимых орудий мести; второе было найдено в лице Ричарда Уэстона – человека, который прежде был продавцом в аптеке. Он был назначен надзирателем и по долгу службы напрямую контактировал с Овербери. Пока все шло по заранее намеченному плану.
Тем временем коварный Рочестер слал Овербери письма, исполненные, казалось, самого искреннего дружелюбия, в которых призывал его терпеливо сносить лишения и обещал, что тюремное заключение будет непродолжительным благодаря тем усилиям, что прилагают его друзья, дабы умерить недовольство короля. В подтверждение мнимого сочувствия он сопровождал письма подарками – кондитерскими изделиями и другими деликатесами, достать которые в Тауэре было невозможно. Все эти кушанья были отравлены. Время от времени внешне такие же, но не отравленные подношения доставлялись для самого сэра Джарвиса Элвеса и распознавались по отсутствию сопроводительных писем; до несчастного узника эти посылки не доходили. Доставкой отравленной еды занималась женщина по фамилии Тёрнер, которая ранее содержала публичный дом и не раз предоставляла его для преступных свиданий Рочестера с леди Эссекс. Еда отравлялась доктором Форменом – «предсказателем будущего» из Ламбета – и ассистировавшим ему аптекарем Франклином. Оба они знали, для чего эти яды предназначены, и использовали все свое умение, подмешивая их к кондитерским изделиям и прочим кушаньям в количествах настолько малых, насколько это было необходимо для того, чтобы постепенно подтачивать организм жертвы. Миссис Тёрнер регулярно относила посылки с отравой надзирателю, а тот передавал их Овербери. Отравлялась не только еда, но и питье. К соли подмешивали мышьяк, а к перцу – шпанских мушек
[577]. Все это время здоровье заключенного заметно ухудшалось. С каждым днем он все больше ослабевал и с болезненным аппетитом требовал сладкого и желе. Рочестер продолжал ему «сочувствовать» и предвосхищал все его запросы такого рода, посылая ему в изобилии всевозможные сласти, а иногда – куропаток, другую дичь и поросят. Миссис Тёрнер подмешивала к соусу для дичи большое количество шпанских мушек и отравляла свинину ляписом
[578]. Как выяснилось на судебном процессе, отравы, которую Овербери принял таким образом за все время, хватило бы для умерщвления двадцати человек; но у него был крепкий организм, и он выжил. Франклин, аптекарь, признался, что он и доктор Формен применяли семь различных ядов, а именно: концентрированную азотную кислоту, мышьяк, ртуть, истолченные алмазы, ляпис, измельченных ядовитых пауков и шпанских мушек. Овербери держался так долго, что Рочестер начал терять терпение и в одном из писем к леди Эссекс выразил удивление тем, что тот все еще жив. Леди Эссекс тотчас отправила надзирателю приказ немедленно кончать с узником. Овербери все это время подозревал о предательстве, хотя, по-видимому, не догадывался, что его отравляют. Он, похоже, думал лишь о том, что его враги хотят, чтобы он оставался в тюрьме пожизненно, и ради этого еще сильнее настраивают против него короля. В одном из писем к Рочестеру он пригрозил виконту тем, что, если его вскоре не освободят, он сделает всю подноготную адресата достоянием гласности. Он писал: «Вы и я скоро предстанем перед открытым судом иной, не юридической природы… Не доводите меня до крайности, дабы я не сказал нечто такое, в чем и мне и вам следует каяться… Останусь ли я жив или умру, ваш позор не умрет никогда; о нем будут помнить всегда, и вы будете одиознейшей личностью среди живых… Весьма удивлюсь, если вы проигнорируете того, кому известны все ваши тайны такого свойства… Не тот ли это случай, когда общие секреты таят в себе общую опасность?»
Все эти увещевания и намеки на знание опасных тайн были не тем, на что Овербери следовало полагаться, имея дело с таким отчаянным человеком, как лорд Рочестер: они с гораздо большей вероятностью могли его погубить, нежели спасти. Во всяком случае дальнейший шаг Рочестера полностью это подтверждает. Он, безусловно, отталкивался от того извечного аргумента убийц, что «мертвые молчат», когда по получении письма известного содержания посетовал своей возлюбленной на промедление. Уэстону было дано указание форсировать события, и в октябре 1613 года, когда терпение заговорщиков лопнуло, заключенный получил дозу сулемы
[579], положившую конец его страданиям после шестимесячного пребывания в руках отравителей. В тот же день его еще не остывшее тело было наспех завернуто в простыню и безо всяких похоронных ритуалов зарыто на территории Тауэра.
Сэр Энтони Уэлдон в своей книге «Двор и личность Иакова I» описывает заключительную сцену этой трагедии несколько иначе. Он пишет: «Франклин и Уэстон вошли в камеру Овербери и нашли его в беспредельных муках, в состязании между жизненными силами и действием яда; и, поелику было весьма похоже, что жизненные силы в этом состязании одерживают верх посредством прорыва фурункулов, прыщей и прочих гнойников, они, опасаясь, что отвратительное действо, которое они разыграли с Овербери, всплывет наружу при врачебном осмотре, сошлись на том, чтобы задушить его постельным бельем, что и сделали; и так закончилась его жалкая жизнь, а остальные заговорщики получили заверение в том, что он умер от яда; и никто не знал правды, кроме двух убийц».
Скоропостижная смерть, неподобающая поспешность погребения и тот факт, что не было проведено никакого обследования трупа, усиливали существующие подозрения. Их не нашептывали, а высказывали в полный голос; и родственники покойного открыто заявляли, что их родич был убит. Но Рочестер по-прежнему обладал неограниченным влиянием при дворе, и никто не отважился произнести хоть слово подозрения в его адрес. Вскоре после смерти Овербери состоялась исключительно пышная церемония бракосочетания лорда и графини Эссекс, на которой присутствовал сам король.
