Шло время, и мания отравления ширилась. Со второй половины 1676 года по 1682 год тюрьмы Франции кишели теми, кто в нем обвинялся, и весьма примечательно, что с увеличением количества отравлений число других преступлений примерно в той же пропорции уменьшалось. Мы уже знаем, до какой степени означенная мания дошла в Италии. Во Франции, сколь бы это ни казалось невероятным, она достигла еще бóльших масштабов. Злонамеренных соблазняла та дьявольская легкость, с которой можно было совершать такие убийства, пользуясь ядами, не имеющими ни запаха, ни вкуса. И они – из ревности, мстительности, алчности и даже мелкой вражды – их совершали. Те, кто из страха разоблачения не стал бы прибегать к пистолету или кинжалу, или даже к такой дозе того или иного яда, которая убивает мгновенно, безбоязненно пускали в ход медленно действующие яды. И хотя тогдашнее коррумпированное правительство порой смотрело сквозь пальцы на злодейства столь богатых и влиятельных придворных, как Панотье, оно было возмущено степенью распространенности данного преступления среди широких слоев населения. Слово «француз» действительно стало ассоциироваться у европейцев с позорным злодеянием. Чтобы положить этому конец, Людовик XIV учредил так называемую Огненную палату (Chambre Ardente) – чрезвычайный суд, наделенный правом приговаривать к сожжению
[598].
В то время наиболее печальную известность приобрели две женщины, с помощью которых были умерщвлены сотни людей. Их звали Лавуазен и Лавигорё; обе жили в Париже. Подобно Спаре и Тофане, которым эти злодейки подражали, они продавали яды женщинам, мечтавшим избавиться от мужей, за исключением единичных случаев, когда покупателями являлись мужчины, решившие отделаться от жен. Для отвода глаз они занимались акушерством. Помимо того, они были известны как гадалки, и к ним обращались люди всякого звания. Богатые и бедные толпами осаждали их mansardes
[599], чтобы узнать тайны будущего. Предсказывали они главным образом смерть. Они сообщали женщинам о близкой кончине мужей, а бедствующим наследникам – о скором переселении в мир иной состоятельных родственников, которые заставили их, как пишет Байрон, «ждать очень, очень долго». Обычно, не полагаясь на провидение, они сами заботились о том, чтобы их предсказания исполнялись. Они говорили своим гнусным нанимателям, что предвестием приближающейся смерти будет какой-нибудь «знак» в их доме – вроде разбитого стакана или фарфоровой чашки, и платили слугам и служанкам немалые деньги, чтобы те как бы нечаянно разбивали тот или иной предмет точно в условленное время. Будучи повитухами, они узнавали секреты многих семей и впоследствии извлекали из них мерзкий барыш.
Не известно, как долго они вели эту ужасную торговлю, прежде чем их разоблачили. Они обе были арестованы в конце 1679 года. Их судили, признали виновными и 22 февраля 1680 года сожгли заживо на Гревской площади после того, как кисти их рук были пронзены раскаленным докрасна железным прутом и отрублены. Также были выявлены и преданы суду их многочисленные соучастники в Париже и провинциях. Согласно одним авторам, тридцать, а другим – пятьдесят таковых, главным образом женщины, были повешены в главных городах страны.
Лавуазен вела список тех, кто приходил к ней домой покупать яды. Этот документ был изъят полицией при аресте и фигурировал на судебных процессах. В списке среди прочих были имена маршала де Люксембурга, графини де Суассон и герцогини де Бульон. Маршал, видимо, был повинен лишь в том, что совершил постыдную глупость, посетив женщину такого пошиба, но современники вменяли ему в вину нечто большее. Автор «Воспоминаний о Европе после Утрехтского мира» пишет: «Члены презренной шайки, занимавшейся торговлей ядами и прорицанием, показали, что он продал душу дьяволу и помог отравить молодую девушку по фамилии Дюпен. Помимо всего прочего они сообщили, что он заключил договор с дьяволом, с тем чтобы женить своего сына на дочери маркиза Лувуа. На это ужасное и нелепое обвинение маршал, который добровольно явился в Бастилию по предъявлении первого обвинения, со смешанным чувством гордости и сознания своей невиновности ответил: “Когда Матьё де Монморанси, мой предок, женился на вдове Людовика Толстого, он обратился за помощью не к дьяволу, а к королевской курии, дабы обеспечить малолетнему королю поддержку дома Монморанси”. Этот мужественный человек был посажен в камеру длиной шесть с половиной футов, и суд над ним, прерванный на несколько недель, длился в общей сложности год и два месяца. Никакого приговора ему вынесено не было».
Графиня Суассонская, предпочитая не рисковать жизнью и свободой на судебном процессе, бежала в Брюссель и так никогда и не смыла с себя подозрение в попытке отравить королеву Испании дозами «порошка для нетерпеливых наследников». Герцогиня Бульонская была арестована и предана суду Огненной палаты. Похоже, однако, что в медленно действующих ядах она не нуждалась, а лишь пыталась приоткрыть завесу грядущего с помощью дьявола. Один из председателей палаты, уродливый старичок Ларейни, весьма серьезно спросил ее, видела ли она дьявола, на что эта дама, глядя ему прямо в глаза, ответила: «О, да! Я вижу его сейчас. Он явился мне в образе безобразного старикашки, который исключительно злобен и облачен в мантию государственного советника». Месье Ларейни благоразумно воздержался от дальнейших вопросов в адрес дамы со столь хорошо подвешенным и острым языком. Герцогиню несколько месяцев продержали в Бастилии и, после того как следствие зашло в тупик из-за отсутствия доказательств, освободили по ходатайству ее могущественных друзей. Суровое наказание сановных отравителей могло бы умерить неистовую подражательность простого люда, но их сравнительная безнаказанность дала обратный эффект. Случай с Панотье и его, так сказать, работодателем, богатым кардиналом де Бонзи, имел самые пагубные последствия. Следующие два года ознаменовались потоком изощренных отравлений, пресечь который удалось лишь тогда, когда более ста человек были отправлены на костер и на виселицу
[600].
Дома с привидениями
Here’s a knocking indeed!.. Knock!
knock! knock!
…Who’s there, i’ the name o’
Beelzebub?..
Who’s there, i’ the devil’s name? Knock!
knock! knock! –
Never at quiet!
Кто из нас хоть однажды не видел или не слышал про заколоченный и необитаемый, обветшалый, запыленный и мрачный дом, из которого в полночные часы доносятся странные звуки – таинственный стук, лязг цепей и стоны потревоженных духов, – дом, мимо которого люди боятся ходить по ночам, который годами стоит без владельца и в который никто не вселится даже за деньги? В современной Англии таких домов сотни; их сотни во Франции, в Германии и едва ли не во всех остальных странах Европы. Являясь, согласно поверьям, обителями призраков и злых духов, они вызывают у людей страх; робкие обходят их стороной, а набожные, проходя мимо, крестятся и просят защиты у Всевышнего. Таких домов много в Лондоне; и любому из тех, кто любит порассуждать о высокоразвитом человеческом интеллекте, достаточно справиться о местонахождении означенных строений и сосчитать оные, дабы утвердиться в мысли, что предмету их гордости предстоит сделать еще несколько гигантских шагов, прежде чем застарелые суеверия такого рода будут искоренены.
