В 1789 году имела место дуэль, менее примечательная по обстоятельствам, но более весомая с точки зрения общественного положения участников. Комбатантами в этом случае были герцог Йорк и полковник Ленокс, племянник и наследник герцога Ричмонда. Повод для дуэли дал герцог Йорк, который в присутствии нескольких офицеров гвардии сказал, что у Добиньи в адрес полковника Ленокса были произнесены такие слова, которых на его месте не стерпел бы ни один настоящий джентльмен. Полковник Ленокс подошел к герцогу на параде и прилюдно спросил его, делал ли тот подобное заявление. Герцог Йорк, не ответив на вопрос, холодно велел полковнику вернуться на место. Когда парад закончился, герцог, воспользовавшись случаем, публично заявил в канцелярии подразделения в присутствии полковника Ленокса, что он, хоть и является членом царствующего дома и командиром войсковой части, не нуждается в охране, добавив, что, не находясь при исполнении служебных обязанностей, он ничем не отличается от частного лица и готов принять вызов. Полковнику Леноксу более всего хотелось бросить вызов, с тем чтобы застрелить герцога либо быть застреленным самому. По этой причине он вызвал Его Королевское Высочество на поединок, и они встретились на Уимблдонском общинном выгоне. Полковник Ленокс выстрелил первым, и пуля просвистела рядом с головой его противника, задев локон волос. Герцог отказался от ответного выстрела, и после вмешательства секундантов дуэль была прекращена.
Очень скоро полковник Ленокс оказался вовлечен в еще одну дуэль, произошедшую на почве первой. Некий м-р Свифт написал памфлет в связи с описанной выше ссорой между полковником и герцогом Йоркским, прибегнув в нескольких местах к таким выражениям, что их, казалось, мог загладить только выстрел в писателя. Дуэлянты сошлись в поединке на Аксбридж-роуд, но не причинили друг другу никакого вреда.
Долгое время своей любовью к дуэлям были известны ирландцы. Спровоцировать вызов на поединок могла самая незначительная обида одного человека другим, какую только можно себе представить. Сэр Джон Бэррингтон в своих «Воспоминаниях» сообщает, что незадолго до Англо-ирландской унии 1801 года, во время спорных выборов в Дублине, обычно происходило в среднем по двадцать три дуэли в день. И даже в более спокойные времена дуэли были столь обыденным явлением, что тогдашние хроникеры считали их недостойными упоминания, кроме случаев, когда один или оба комбатанта были убиты.
В те дни в Ирландии не только военные, но и мужчины любой другой профессии были вынуждены отстаивать свои интересы с помощью шпаги или пистоля. Каждая политическая партия имела собственный регулярный отряд вооруженных провокаторов, или, как их называли, бретеров, которые готовили себя к тому, чтобы стать бичом общества, тратя все свободное время на стрельбу по мишеням. Они хвастались, что могут попасть человеку в любую часть тела и перед поединком решают, убить ли противника, ранить ли его легко или же сделать калекой на всю жизнь, нанести ли просто царапину или приковать к постели на год.
Распространение дуэлей достигло угрожающих размеров, и в 1808 году королю Георгу III представилась возможность замечательным образом продемонстрировать свое крайнее отвращение к ним и доказать ирландцам, что подобные преступления не могут совершаться безнаказанно. В июне 1807 года между майором Кэмпбеллом и капитаном Бойдом, офицерами 21-го полка, расквартированного в Ирландии, завязался спор о том, как правильно отдавать команды на параде. Пустячная размолвка вылилась в обмен крепкими выражениями, и Кэмпбелл вызвал Бойда на дуэль. Вскоре они удалились в столовую и встали по углам, на расстоянии не более семи шагов друг от друга. Здесь, без присутствия друзей или секундантов, они обменялись выстрелами, и капитан Бойд получил смертельную рану между четвертым и пятым ребрами. Явившийся вскоре хирург увидел, что тот, сидя на стуле и сотрясаясь в приступе рвоты, испытывает сильнейшую боль. Бойд был препровожден в другую комнату, куда также проследовал переживавший душевные муки и смятение ума майор Кэмпбелл. Бойд прожил всего восемнадцать часов. Перед смертью он, отвечая на вопрос своего противника, сказал, что дуэль прошла не по правилам, и добавил: «Вы поторопили меня, Кэмпбелл, вы негодяй». «Боже милостивый! – воскликнул Кэмпбелл. – И вы в присутствии этих джентльменов обвиняете меня в бесчестии? Разве вы не сказали, что готовы?» Бойд еле слышно ответил: «О, нет! Вы знаете, что я хотел, чтобы вы дождались друзей». Когда умирающего вновь спросили, все ли было по справедливости, он прошептал «Да», но минуту спустя опять произнес: «Вы негодяй!» Кэмпбелл, испытывая величайшее волнение и судорожно ломая руки, воскликнул: «Ах, Бойд! Вы счастливейший человек из нас двоих! Вы прощаете меня?» Бойд ответил: «Я прощаю вас и сочувствую вам так же, как, я знаю, вы сочувствуете мне». Вскоре после этого он скончался. Майор Кэмпбелл бежал из Ирландии и прожил несколько месяцев с семьей под вымышленным именем неподалеку от Челси. В августе 1808 года он был схвачен и отдан под суд. В тюрьме он сказал, что, если его признают виновным, это послужит уроком всем дуэлистам Ирландии. Тем не менее он тешил себя надеждой, что присяжные признают его виновным только в непредумышленном убийстве. На суде было доказано, что дуэль состоялась не сразу после того, как был брошен вызов, а лишь после того, как майор Кэмпбелл пошел домой, выпил чаю с семьей и затем разыскал Бойда ради смертельного поединка. Жюри вынесло против майора вердикт об умышленном убийстве, но рекомендовало помиловать его на том основании, что дуэль была честной. Он был приговорен к смерти. Казнь была назначена на следующий понедельник, но позднее была отложена на несколько дней. Тем временем были поданы высочайшие ходатайства в защиту осужденного. Его жена преклонила колена перед принцем Уэльским, дабы тот, использовав свое влияние на короля, добился помилования ее несчастного мужа. Она перепробовала все, на что могла пойти любящая жена и храбрая женщина; но Георг III был непреклонен вследствие представлений ирландского вице-короля на предмет того, что дуэлянтам нужно преподать урок. Поэтому закону было позволено идти своим чередом, и майор, ставший жертвой ложного представления о чести, умер смертью опасного уголовного преступника.
Самыми отъявленными дуэлянтами наших дней являются студенты университетов Германии. Они вступают в поединки по самым ничтожным поводам и улаживают с помощью шпаг и пистолетов такие разногласия, какие их сверстники в других странах решают с помощью кулаков. Одно время в среде этого буйного молодняка существовал обычай отдавать предпочтение поединку на шпагах, поскольку он давал возможность отсечь противнику нос. Обезобразить противника означенным образом считалось за честь, и германские дуэлисты вели счет этим отвратительным трофеям с таким же удовольствием, с каким генерал-победитель считает покоренные провинции или захваченные города.
Было бы, однако, утомительно пускаться в подробное описание всех дуэлей современности. Если взглянуть на их причины, станет понятно, что в большинстве случаев они либо крайне незначительны, либо крайне недостойны. Одно время самым обычным делом были дуэли между парламентариями, и среди тех, кто таким образом запятнал свою репутацию, можно назвать таких известных политических деятелей, как Уоррен Гастингс, сэр Филип Френсис, Уилкс, Питт, Фокс, Граттан, Кёрран, Тьерни и Каннинг. То обстоятельство, что ни один из этих прославленных государственных мужей, очевидно, в глубине души не осуждал безрассудство, к коему прибегнул, свидетельствует о том, что даже просвещенным умам очень трудно освободиться от пут ложных представлений. Узы здравого смысла, казалось бы, твердые, как железо, с легкостью рвутся, тогда как узы безрассудства, на первый взгляд податливые и бренные, как потоки воды, не дают самым смелым и рассудительным отбросить их прочь. Полковник Томас, офицер гвардии, который был убит на дуэли, добавил в ночь перед поединком следующий пункт к завещанию: «Прежде всего я вверяю свою душу всемогущему Богу в надежде на его милосердие и прощение за то богопротивное деяние, кое я сейчас (в соответствии с непростительными обычаями этого грешного мира) беру на себя, дабы не запятнать свое имя позором». Какое множество людей думало так же, как этот умный и вместе с тем глупый человек! Он знал про свой грех и ненавидел его, но не мог сопротивляться ему из страха перед мнением предубежденных и бездумных. Лишь они могли осуждать его за отказ от на дуэли.
