Хейдон искренне верил в розенкрейцерский догмат, гласивший, что ни еда, ни питье не являются для человека необходимостью. Он утверждал, что всякий может существовать так же, как тот необычайный народ, живущий у истоков Ганга, о котором упоминает в книге о своих путешествиях его однофамилец, сэр Кристофер Хейдон. У того был завязан рот, в силу чего он не мог есть, но жил за счет дыхания, исходящего из ноздрей представителей этого народа, за исключением тех случаев, когда они совершали далекое путешествие и улучшали свою «диету» запахом цветов. Джон Хейдон пишет, что в действительно чистом воздухе «витает питательная примесь» и что сей примеси, пронизанной солнечными лучами, вполне достаточно для пропитания большинства людей. Что же до тех, чей аппетит непомерен, то он не против того, чтобы они питались обычной пищей, так как они не могут без нее обойтись, однако упорно настаивает на том, что нет никакой необходимости ее есть. Если они приложат к надчревной области пластырь из хорошо приготовленной еды, это полностью насытит самых дюжих и прожорливых! Тем самым им удастся избежать болезней, которыми они в большинстве случаев заражаются через рот. Это относится и к питью: каждый может убедиться, что все то время, пока человек сидит в воде, он не испытывает жажды. Он пишет, что знал множество розенкрейцеров, которые, применяя означенным способом вино, вместе постились годами. В сущности, заявляет Хейдон, мы можем без труда поститься всю жизнь, длись она хоть триста лет, обходясь без пищи и исключая тем самым всякий риск заболеть.
Сей «мудрый философ» далее сообщает озадаченным современникам, что лидеры ордена всегда приносят на место их встречи его символ, так называемый R. C.
[183], представляющий собой крест из черного дерева, украшенный золотыми розами; крест при этом символизирует страдания Христа за наши грехи, а золотые розы – славу и красу его воскресения. Данный символ доставляется попеременно в Мекку, на гору Голгофу, на гору Синай, в Харан и три других места (находящиеся, должно быть, между небом и землей) – Каскле, Апамию и Шолато-Вирисса-Конюш, где братья-розенкрейцеры встречаются, когда им заблагорассудится, и выносят резолюции по всем своим делам. Они всегда с удовольствием прибывают в одно из этих мест, где улаживают все мировые проблемы дней минувших, дней настоящих и дней грядущих, от начала до конца света. «И это, – патетически подытоживает Хейдон, – люди, имя которым – розенкрейцеры!»
К концу XVII века орденом, все еще хвалившимся некоторыми своими членами, завладели более рациональные идеи. Розенкрейцеры того периода, по-видимому, считали, что истинным философским камнем является удовлетворенность судьбой, и отказались от безумных поисков обычного плода воображения. Аддисон
[184] написал для «Спектейтора»
[185] репортаж о своем разговоре с одним розенкрейцером, из которого можно сделать вывод, что орден поумнел в своих деяниях, не прибавив ума изречениям своих членов. «Однажды, – пишет он, – я беседовал с одним розенкрейцером о великом секрете. Он говорил об этом секрете как о духе, живущем внутри изумруда и превращающем все, что находится вблизи него, в верх совершенства предмета превращения. “Люстру, – заявил мой собеседник, – он превращает в солнце, а воду – в алмаз. Он облучает все металлы и наделяет свинец всеми свойствами золота. Он возвышает дым до пламени, пламя – до света, а свет – до нимба”. Затем он добавил, что “его единственный луч рассеивает боль, тревогу и уныние человека, на которого он попадает”. “Короче говоря, – сказал он, – его присутствие естественным образом превращает любое место в своего рода рай на земле”. Послушав еще некоторое время его невнятные разглагольствования, я пришел к выводу, что он смешивает в одну кучу физические явления и абстрактные категории, а его великий секрет – не что иное, как удовлетворение».
Якоб Бёме
Пора рассказать о Якобе Бёме, который полагал, что сможет открыть тайну превращения металлов, читая Библию, и придумал странную гетерогенную теорию, смешав алхимию с религией, после чего основал исповедующий ее орден ауреакрейцеров. Он родился в Гёрлице, что в Верхней Лусатии, в 1575 году и до двадцати девяти лет работал сапожником. Будучи мечтателем с беспокойным складом ума, он пребывал в неизвестности до тех пор, пока к 1607-му или 1608 году на данную часть Германии не распространилась розенкрейцерская философия. С этого времени Бёме начал пренебрегать своими обязанностями и с головой окунулся в метафизический вздор. К нему в руки попали сочинения Парацельса, которые наряду с мечтаниями розенкрейцеров настолько поглотили его внимание, что он совершенно забросил свое ремесло, сменив таким образом относительную финансовую независимость на бедность и лишения. Однако, нимало не смутившись данным обстоятельством, он сосредоточил свои помыслы на потусторонних созданиях и возомнил себя новым апостолом рода человеческого. В 1612 году, после четырехлетних раздумий, он опубликовал свой первый труд «Аврора, или Восход солнца» – средоточие смехотворных воззрений Парацельса, ставших в интерпретации автора еще более непонятными. Он утверждал, что философский камень можно открыть путем старательного изучения Ветхого и Нового Заветов, особенно Апокалипсиса, который сам по себе содержит все секреты алхимии. Он заявлял также, что милость Господня подчиняется тем же правилам и реализуется теми же способами, что и божественное провидение, наблюдаемое на этом свете, и что людские умы очищаются от порока и разврата точно так же, как металлы очищаются от шлака, – огнем.
Помимо сильфов, гномов, ундин и саламандр, он допускал существование демонов различных категорий и видов. Он заявлял о своей способности становиться невидимкой и претендовал на абсолютную непорочность. Он также утверждал, что при желании может годами воздерживаться от еды, питья и всего остального, что нужно обычному человеку. Однако нет нужды далее перечислять его вздорные заявления. За эту книгу он получил выговор от магистрата Гёрлица, и ему велели оставить перо в покое и вернуться к своему ремеслу, чтобы его семью не перевели на пособие по бедности. Он пренебрег этим добрым советом и продолжил свои изыскания, посвящая одни дни сжиганию минералов и очистке металлов, а другие – толкованию Священного Писания с точки зрения алхимии. Он написал еще три труда, столь же возвышенно-нелепых, как и первый. Один из них, «Металлургия», наименее невразумительное из всех его сочинений. Второй называется «Бренное зерцало вечности», а третий, полный аллегорий и метафор, «all strange and geason, devoid of sense and ordinary reason»
[186], – «Секреты теософии».
Бёме скончался в 1624 году, оставив после себя изрядное число преданных последователей. Многие из них в XVII столетии приобрели столь же сомнительную славу, что и их учитель. Из них заслуживают упоминания Гифтхайль, Венденхаген, Иоганн Якоб Циммерманн и Авраам Франкенберг. За свою ересь они подвергались гонениям со стороны католической церкви, и многие из них пережили за свою веру длительное тюремное заключение и пытки. Одного из них, Кульманна, заживо сожгли в Москве в 1684 году по обвинению в колдовстве. Труды Бёме были переведены на английский и много лет спустя опубликованы энтузиастом по имени Уильям Ло.
