Этот глуповатый священник был отнюдь не единственным человеком в округе, потерявшим голову, уповая на несметное богатство, сулимое ловким обманщиком. Еще один священнослужитель, де Лион, регент хора гренобльского кафедрального собора, 30 января 1707 года писал: «Месье Менар, викарий прихода Монтье, написал мне, что есть один человек лет тридцати пяти по фамилии Делиль, который превращает свинец и железо в золото и серебро, и что сие превращение истинно и несомненно, поскольку ювелиры утверждают, что его золото и серебро – самые чистые и высокопробные из тех, что им приходилось видеть. Пять лет этого человека считали безумцем или плутом, но сегодня люди знают о нем правду. В настоящее время он живет у месье де ла Палю в одноименном замке. Материальное положение месье де ла Палю оставляет желать лучшего, и он нуждается в деньгах, чтобы дать приданое своим дочерям, дожившим незамужними до средних лет из-за того, что бесприданницы никому не нужны. Месье Делиль пообещал сделать их самыми богатыми девушками провинции до того, как он отправится в Париж по приказу короля. Он попросил о небольшой отсрочке своего отъезда, с тем чтобы накопить достаточно порошка для изготовления нескольких квинталов
[195] золота в присутствии Его Величества, коему он собирается их подарить. Основное составляющее его замечательного порошка – лекарственные растения, главным образом травы Lunaria major и minor. Большую плантацию первой он посадил в парке Ла-Палю, а вторую собирает в горах, примерно в двух лье от Монтье. Рассказываемая мною история – отнюдь не небылица, придуманная ради забавы: месье Менар может пригласить для подтверждения ее правдивости множество свидетелей, среди которых – епископ Сенеский, наблюдавший за проведением сих удивительных опытов, и месье де Серизи, которого вы хорошо знаете. Делиль превращает металлы публично. Он натирает свинец или железо своим порошком и кладет металл на горящий древесный уголь. Вскоре металл меняет цвет: свинец желтеет, превращаясь в превосходное золото, а железо белеет, становясь чистым серебром. Делиль – совершенно неграмотный человек. Месье де Сент-Обан пытался научить его читать и писать, но он мало что усвоил из этих уроков. Он невежливый и капризный мечтатель, действующий урывками».
Делиль, видимо, боялся разоблачения в Париже. Он знал, что в присутствии короля за его манипуляциями будут наблюдать особенно тщательно, и под тем или иным предлогом откладывал поездку более двух лет. Демаре, министр финансов Людовика XIV, думая, что «философ» боится предательства и насилия, дважды посылал ему охранное свидетельство за печатью короля, но Делиль по-прежнему отказывался ехать. Тогда Демаре написал письмо епископу Сенескому, в коем поинтересовался, чтó тот действительно думает об этих знаменитых трансмутациях. Ответ прелата был следующим:
«Копия отчета, датированного мартом 1709 года, адресованного месье Демаре, генеральному контролеру финансов Его Величества Людовика XIV, епископом Сенеским.
СУДАРЬ, год назад или немногим более я выразил Вам мою радость в связи с Вашим назначением на пост министра. Теперь я имею честь сообщить Вам свое мнение о господине Делиле, который занимается превращением металлов в моей епархии. За последние два года я несколько раз говорил о нем с графом де Поншартреном, который спрашивал меня о нем; но я не писал Вам, сударь, или месье де Шамильяру, потому что ни Вы, ни он не интересовались моим мнением на этот счет. Однако сейчас, когда Вы дали мне понять, что хотите знать мои соображения по данному вопросу, я поделюсь ими с Вами со всей искренностью, в интересах короля и во славу Вашего министерства.
По моему мнению, есть два момента в отношении господина Делиля, подлежащие беспристрастной проверке: первый связан с его секретом, а второй – с его персоной; то есть необходимо выяснить, подлинны ли его трансмутации и всегда ли он был законопослушным подданным. Что касается секрета философского камня, то я долгое время считал оный вздором и свыше трех лет относился с наибольшим недоверием к претензиям именно сего господина Делиля. В то время я никак его не поощрял; более того, я помогал человеку, высочайше рекомендованному мне одним влиятельным семейством данной провинции, поддерживать выдвинутое против Делиля обвинение в нескольких преступлениях. Но после того, как этот человек, разгневанный на Делиля, однажды рассказал мне, что он сам несколько раз отвозил золото и серебро, сделанное тем из свинца и железа, ювелирам Ниццы, Экса и Авиньона, мое отношение к Делилю мало-помалу стало меняться. Позднее я познакомился с Делилем в доме одного из моих друзей. Чтобы доставить мне удовольствие, эта семья попросила Делиля поставить опыт в моем присутствии, на что тот немедленно согласился. Я дал ему несколько железных гвоздей, которые он превратил в серебряные в камине перед шестью или семью заслуживающими доверия свидетелями. Я забрал сии превращенные гвозди с собой и отправил их вместе с моим раздающим милостыню Имберу, ювелиру из Экса, который, подвергнув их необходимым тестам, вернул их мне со словами, что они сделаны из очень хорошего серебра. Это, однако, не вполне меня удовлетворило. Памятуя, как двумя годами ранее месье де Поншартрен намекнул мне, что если я проведу расследование деятельности Делиля, то окажу тем самым услугу Его Величеству, я решил так и сделать. Для этого я направил алхимику предписание приехать ко мне в Кастеллан. Он приехал, и я приставил к нему восемь-десять человек, которым велел пристально наблюдать за его руками. В присутствии всех нас он превратил два куска свинца в золото и серебро. Я отправил оба куска месье де Поншартрену, и он впоследствии сообщил мне в письме, лежащем сейчас передо мной, что он показал их опытнейшим ювелирам Парижа, кои единодушно идентифицировали их как чистейшее золото и серебро. После этого мое прежнее скверное мнение о Делиле было всерьез поколеблено. Еще более оно пошатнулось, когда он у меня на глазах осуществил пять или шесть трансмутаций в Сенé и заставил меня выполнить превращение собственноручно, а сам при этом ни к чему не прикасался. Вы, сударь, читали письмо моего племянника Пьера Берара, члена Парижской оратории
[196], об эксперименте, проделанном им в Кастеллане, правдивость которого я удостоверяю настоящим письмом. Еще один мой племянник, господин Бурже, который был здесь три недели назад, проделал тот же самый эксперимент в моем присутствии, и обо всех его обстоятельствах он подробно сообщит Вам в Париже при личной встрече. В моей епархии свидетелями означенных превращений были около ста человек. Признаюсь, сударь, что после показаний стольких наблюдателей и заверений стольких ювелиров, равно как и неоднократных успешных экспериментов, свидетелем коих был я сам, все мои предубеждения исчезли. Мои глаза убедили мой рассудок, а деяние моих рук развеяло иллюзии неосуществимости трансмутаций, прежде управлявшие моими помыслами.
Мне остается поделиться с Вами своими соображениями относительно его законопослушности. Он подозревается в трех вещах: во-первых, в том, что он был замешан в одной криминальной истории в Систроне и подделывал монету королевства; во-вторых, в том, что проигнорировал два охранных свидетельства, посланные ему королем; и в-третьих, в том, что по-прежнему откладывает поездку ко двору для демонстрации своих способностей в присутствии короля. Вы можете убедиться, сударь, что я ничего не утаиваю и не упускаю. Что до дела в Систроне, то господин Делиль не раз уверял меня, что там он не совершил ничего противозаконного, да и вообще никогда не занимался ничем таким, что оскорбляло бы честь королевского подданного. Действительно, шесть или семь лет назад он был в Систроне с целью сбора трав, необходимых для изготовления его порошка, и жил в доме некоего Пелуза, которого считал честным человеком. Пелуза обвинили в подделке луидоров, а поскольку Делиль был его постояльцем, его сочли вероятным сообщником хозяина. По этому абсолютно бездоказательному подозрению он был осужден за неявку в суд, что достаточно типично для судей, которые всегда очень суровы к отсутствующим на процессе. Во время моего пребывания в Эксе я узнал, что человек по имени Андре Алюи распрострянял порочащие Делиля сведения, надеясь избежать таким образом уплаты ему долга в сорок луидоров. Но позвольте мне, сударь, продолжить и добавить, что, даже если подозрения в отношении Делиля обоснованны, нам следует с некоторым снисхождением отнестись к прегрешениям человека, владеющего секретом, столь полезным государству. Что же до двух охранных свидетельств, отправленных ему королем, то я считаю, что его столь малое внимание к ним никоим образом нельзя вменять ему в вину. Период времени, необходимый ему для подготовки к трансмутациям, состоит, строго говоря, только из четырех летних месяцев; и если в силу тех или иных причин он не может использовать их должным образом, то теряет целый год. Таким образом, первое охранное свидетельство стало бесполезным из-за внезапного вторжения герцога Савойского в 1707 году, а второе едва ли достигло адресата в конце июня 1708 года, когда означенный Делиль подвергся нападению группы вооруженных лиц, назвавшихся исполнителями воли графа де Гриньяна. Делиль написал графу несколько жалоб, но не получил от него никакого ответного письма или иных гарантий его безопасности. То, о чем я Вам, сударь, только что рассказал, не заставит Вас гневаться в третий раз и объясняет, почему в настоящее время он не может отправиться в Париж к королю во исполнение своего обещания двухлетней давности. Он потерял два или даже три лета из-за постоянного беспокойства, которое ему причиняли. Вследствие этого он не мог работать и не накопил достаточного количества масла и порошка или не довел имеющиеся у него запасы до необходимой степени совершенства. По той же причине он не смог дать господину де Бурже обещанную ему порцию указанных веществ для Вашей экспертизы. Если он недавно и превратил какое-то количество свинца в золото с помощью нескольких крупинок его порошка, то они, несомненно, были последними, ибо он говорил мне, что порошок у него на исходе, задолго до получения известия о грядущем визите моего племянника. Если бы он даже сохранил это малое количество для эксперимента в присутствии короля, я уверен, что по зрелом размышлении он ни за что не рискнул бы отправиться с ним в Париж, потому что, если бы из-за малейших отклонений твердости металлов в ту или иную сторону, обнаруживаемых только в процессе эксперимента, первая попытка закончилась неудачно и у него не осталось порошка для повторной попытки и преодоления сего препятствия, его могли бы счесть мошенником.
