Вскоре Алюи понял, что, хотя ему и удалось обвести герцога де Ришелье вокруг пальца, денег от него ему не видать. Напротив, герцог ожидал, что Алюи сделает все его кочерги и кочегарные лопаты серебряными, а оловянную посуду – золотой, и считал за честь быть знакомым с человеком его ранга достаточной наградой для roturier
[198], который не может нуждаться в деньгах, владея бесценным секретом. Алюи, поняв, сколь многого ждет от него герцог, распрощался с Его Превосходительством и проследовал в Богемию в сопровождении ученика и молодой девушки, влюбившейся в него в Вене. Некоторые богемские дворяне встретили его с распростертыми объятиями, и он гостил в их домах по нескольку месяцев. Хозяину дома, в котором намеревался какое-то время пожить, он обычно заявлял, что у него осталось всего несколько крупинок порошка, которые можно использовать по назначению. Он дарил хозяину кусок золота, полученный якобы в результате превращения, и сулил тому миллионы при условии предоставления ему времени для сбора трав lunaria major и minor, растущих на вершинах гор, и обеспечения его, его жены и ученика питанием, жильем и деньгами в течение данного периода.
Истощив таким образом терпение множества людей, он счел, что во Франции, которой правит молодой Людовик XV, он будет в большей безопасности, нежели во времена его старого и угрюмого предшественника, и вернулся в Прованс. По прибытии в Экс он явился к месье Лебре, президенту провинции и страстному любителю алхимических изысканий, мечтавшему найти философский камень. Вопреки его ожиданиям, месье Лебре принял его весьма холодно, что было вызвано ходившими о нем слухами, и велел ему явиться на следующий день. Алюи не понравился ни тон голоса, ни выражение глаз ученого президента: во взгляде чиновника сквозило презрение. Заподозрив неладное, он в тот же вечер тайно покинул Экс и проследовал в Марсель. Но полиция была начеку, и он не пробыл там и двадцати четырех часов, как был арестован по обвинению в фальшивомонетничестве и брошен в тюрьму.
Поскольку доказательства его вины были слишком убедительными, чтобы всерьез надеяться на оправдание, он затеял побег из заточения. Так случилось, что у надзирателя была красавица-дочь, и Алюи вскоре понял, что у нее доброе сердце. Он попытался использовать ее в своих целях, и ему это удалось. Девица, не зная, что он женат, воспылала к нему страстью и великодушно снабдила его средствами побега. Просидев в тюрьме почти год, он вырвался на свободу, сообщив бедной девушке, что уже женат, и оставив ее в одиночестве горевать оттого, что ее сердце было отдано неблагодарному проходимцу.
Он покинул Марсель, не имея обуви и приличной одежды, но в одном из ближайших городов жена снабдила его деньгами и платьем. Затем они добрались до Брюсселя, где добились известности благодаря своей исключительной наглости. Алюи снял дом, оборудовал великолепную лабораторию и объявил, что знает секрет трансмутации. Напрасно месье Персель, зять Лагле дю Френуа, живший в этом городе, разоблачал вздорность претензий Алюи и выставлял его невежественным самозванцем: люди не верили ему. Они верили алхимику на слово и осаждали двери его дома, чтобы стать удивленными свидетелями ловкого обмана, посредством которого он «превращал» железные гвозди в золото и серебро. Один богатый greffier
[199] заплатил ему крупную сумму за обучение «искусству», и Алюи давал ему уроки, обучая азам химии. Секретарь суда усердно занимался целый год и обнаружил, что его учитель – мошенник. Он потребовал вернуть деньги, но Алюи не желал с ними расставаться, и в гражданском суде провинции было возбуждено дело. В это время, однако, секретарь суда внезапно умер. Ходили слухи, что он был отравлен своим должником во избежание выплаты долга. Это вызвало в городе такое недовольство, что Алюи, который, возможно, и не был повинен в данном преступлении, все же не решился остаться в Брюсселе и храбро встретить опасность. Ночью он тайно покинул город и удалился в Париж. С этого момента его следы теряются. Больше о нем ничего не известно, но Лагле дю Френуа предполагает, что он закончил свои дни в какой-нибудь мрачной темнице, в которую был брошен за фальшивомонетничество или иные противозаконные деяния.
Граф де Сен-Жермен
Этот авантюрист был птицей более высокого полета, чем предыдущий, и играл значительную роль при дворе Людовика XV. Он заявлял, что владеет эликсиром жизни, с помощью которого может продлевать жизнь до столетий, и не разубеждал тех, кто считал, что ему самому уже более двух тысяч лет. Он разделял многие воззрения розенкрейцеров, похвалялся общением с сильфами и саламандрами, а также своей способностью извлекать алмазы из недр земли и жемчужины из морских глубин посредством заклинаний. Он не приписывал себе открытие философского камня, но посвящал столько времени алхимическим опытам, что, по общему убеждению, был именно тем человеком, который должен сей камень, если тот существует или может быть создан, найти.
Никто так никогда и не узнал, как его звали в действительности и в какой стране он родился
[200]. Одни, ссылаясь на иудейские черты его красивого лица, считали его Вечным жидом, другие заявляли, что он является отпрыском арабской княжны, а его отец – саламандра, тогда как третьи, более рассудительные, утверждали, что он сын португальского еврея, осевшего в Бордо. Его жульническая карьера началась в Германии, где он с изрядной выгодой для себя торговал эликсиром вечной молодости. Порцию сего снадобья приобрел маршал де Бель-Иль, который был так очарован умом, образованностью и хорошими манерами шарлатана и настолько убежден в справедливости его абсурднейших притязаний, что убедил его поселиться в Париже. Под покровительством маршала он стал посещать столичные светские рауты. Все восхищались таинственным незнакомцем, которому, согласно одной из гипотез относительно даты его рождения, было около семидесяти лет и который при этом выглядел самое большее на сорок пять. Его непринужденная самоуверенность вводила в заблуждение большинство людей. Его претензия на мафусаилов век была естественным поводом для каверзных вопросов о внешности, жизни и кулуарных беседах великих людей прошлого, но у него на все был готов ответ. Многие, кто задавал ему вопросы, чтобы поймать его на неточности и осмеять, были обескуражены его присутствием духа, его быстрыми ответами и поразительной исторической достоверностью сообщаемых им сведений. Для придания своей персоне еще большей таинственности он скрывал от всех источник своих доходов. Он одевался с отменным вкусом, щеголял бриллиантами на шляпе, на пальцах и в пряжках на обуви и иногда делал в высшей степени дорогие подарки придворным дамам. Многие подозревали, что он – шпион на службе у английского кабинета министров, но не было ни малейших доказательств в поддержку этого обвинения. Король относился к нему с явной благосклонностью, часто часами совещался с ним наедине и никому не дозволял говорить о нем пренебрежительно. Вольтер постоянно высмеивал его. В одном из писем к королю Пруссии он называет его «un comte pour rire»
[201] и утверждает, что тот приписывал себе участие в обеде отцов церкви во время Трентского собора!
[202]
