Такова была суть его необычного ответа на выдвинутые против него обвинения – ответа, убедившего тех, кто до сих пор имел какие-то сомнения относительно его персоны, в том, что он – один из самых наглых самозванцев в истории человечества. Затем выступил адвокат кардинала де Рогана и мадам де ла Мотт. Было очевидно, что кардинал сам является жертвой подлого заговора, а против Калиостро нет никаких улик; и суд вынес обоим оправдательный приговор. Мадам де ла Мотт была признана виновной и приговорена к публичной порке и клеймению каленым железом на спине.
Калиостро и его жену освободили из Бастилии. Обратившись к тюремщикам за рукописями и иным имуществом, конфискованным из его апартаментов, он обнаружил, что многое украдено. Вследствие этого он возбудил против них дело о возвращении манускриптов и небольшого количества порошка для трансмутации. Прежде чем по делу могло быть вынесено какое-либо решение, он получил приказ покинуть Париж в течение суток. Боясь, что в случае повторного заточения в Бастилию он больше никогда не увидит дневного света, Калиостро незамедлительно покинул столицу Франции и проследовал в Англию. По прибытии в Лондон он познакомился с лордом Джорджем Гордоном, который принял его злоключения близко к сердцу и поместил в газетах письмо, в коем клеймил позором поведение французской королевы в деле об ожерелье и утверждал, что на самом деле она была одним из участников заговора. За это письмо лорд Джордж был по настоянию французского посла подвергнут судебному преследованию, признан виновным в клевете и приговорен к штрафу и длительному тюремному заключению.
Позднее Калиостро и графиня путешествовали по Италии, где в 1789 году были арестованы агентами папы и приговорены к смерти. Калиостро обвинили в том, что он масон, еретик и колдун. Этот неправомерный приговор был впоследствии заменен на пожизненное заключение в замке Сант-Анджело. Его жена согласилась на заточение в женский монастырь, дабы избежать более сурового наказания. Калиостро недолго прожил в заключении. Утрата свободы была для него мучительна, перенесенные невзгоды подорвали его здоровье и сломили его дух, и в начале 1790 года он умер. Возможно, он и заслужил такой конец, но нельзя не признать, что приговор за приписанные ему преступления был в высшей степени позорным для папской власти, его объявившей.
Современное состояние алхимии
Вот мы и закончили перечень тех, кто больше других прославился в погоне за призрачной химерой. Среди них есть люди всех званий, характеров и сословий: искренний в своих устремлениях, но заблуждающийся философ; честолюбивый монарх и обедневший дворянин, верящие в успешный исход изысканий; строящий козни шарлатан, не верящий в златоделание, но приписывающий его себе, обманув своих собратьев и пожиная плоды их доверчивости. На предыдущих страницах читатель встретил представителей всех этих категорий. Из их жизнеописаний он узнал, что алхимическая мания имела и положительную сторону. Люди, пытаясь достичь слишком многого, не всегда тратят силы впустую. Если они не могут достичь недоступной горной вершины, то им, возможно, по плечу половина пути к ней и подбор по дороге крупиц мудрости и знания. Такая полезная наука, как химия, многим обязана своей незаконнорожденной сестре – алхимии. В поисках невозможного были сделаны многие ценные открытия, которые в противном случае могли бы ждать своего часа столетиями. Роджер Бэкон в поисках философского камня открыл порох – куда более замечательное вещество. Ван Гельмонт, занимаясь тем же самым, открыл свойства газа, Гебер сделал столь же важные открытия в области химии, а Парацельс среди своих бесконечных грез о превращении металлов обнаружил, что ртуть является лекарством от одной из самых ненавистных и мучительных болезней человека
[216].
В наши дни в Европе не услышишь о новых приверженцах алхимии, хотя утверждают, что один или два наших известнейших ученых мужа не верят, что алхимические изыскания столь нелепы и тщетны, как это принято считать. Вера в колдовство, едва ли менее абсурдная, все еще влачит жалкое существование в массовом сознании, но лишь немногие сегодня настолько наивны, чтобы поверить, что какой бы то ни было эликсир может продлить человеческую жизнь до столетий или превратить всю нашу железную утварь и оловянную посуду в золото. В Европе дни алхимии, можно сказать, сочтены, но на Востоке она по-прежнему цветет пышным цветом. Об этом постоянно упоминают современные путешественники, называющие основными регионами ее распространения Китай, Индостан, Персию, Татарию, Египет и Аравию.
Пророчества о конце света и великих бедствиях
Подобный эпидемии, страх перед концом света несколько раз охватывал страны и народы. Наиболее выдающимся был тот, что обуял христианский мир примерно в середине X века. В то время во Франции, Германии и Италии появилось множество фанатиков, провозглашавших, что тысячелетие, отведенное Апокалипсисом человеческому роду, близится к концу и что сын человеческий появится в облаках, дабы судить праведников и грешников. Церковь, судя по всему, пыталась развеять это заблуждение, но оно тем не менее быстро распространилось среди людей
[217].
Ожидалось, что Страшный суд будет проходить в Иерусалиме. Число паломников, отправившихся в 999 году на Восток, чтобы ожидать второго пришествия в этом городе, было настолько велико, что их сравнивали с опустошительной армией. Большинство тех, кто с этой целью покинул Европу, предварительно продали все свое добро и жили в Святой земле на вырученные деньги. Ветшавшие и разрушавшиеся постройки никто не ремонтировал, ибо столь скорое светопреставление делало это занятие бессмысленным. Многие превосходные здания были намеренно снесены. Даже церкви, обычно столь ухоженные, пребывали в запустении. Рыцари, горожане и крепостные, взяв с собой жен и детей, нескончаемым потоком двигались на восток. В пути они распевали псалмы и с благоговейным страхом взирали на небеса, ожидая, что те вот-вот разверзнутся и сын Божий во всем своем великолепии спустится на грешную землю.
В тысячном году число пилигримов возросло. Они в большинстве своем были охвачены ужасом, словно чумой. Каждое природное явление вселяло в них тревогу. Застигнутые в пути грозой, они все как один становились на колени. Они верили, что гром – это глас Господень, объявляющий наступление судного дня, и, заслышав его раскаты, полагали, что земля вскоре разверзнется и выпустит наружу своих мертвецов. Любой метеор, замеченный в Иерусалиме, заставлял всех христиан этого города выходить на улицы, где они плакали и молились. Находившиеся в пути пилигримы испытывали не меньшую тревогу:
Lorsque, pendant la nuit, un globe de lumiere
S’echappa quelquefois de la voute de cieux,
Et traca dans sa chute un long sillon de feux,
La troupe suspendit sa marche solitaire
[218].
Фанатичные проповедники подливали масла в огонь. Любая падающая звезда служила поводом для проповеди, лейтмотивом которой была величественность близящегося судного дня.
