Его предсказания и по сей день чрезвычайно популярны во Франции и в валлонской части Бельгии, где пожилые помещичьи жены изучают их с большим доверием и усердием.
Екатерина Медичи была не единственным представителем своего прославленного рода, прибегавшим к услугам астрологов. В начале пятнадцатого века во Флоренции жил человек по имени Базилио, известный во всей Италии предсказатель будущего. Пишут, что он предсказал Козимо Медичи, тогда еще не находившемуся на государственной службе, что тот займет высокий пост, поскольку его гороскоп столь же благоприятен, как и гороскопы Октавиана Августа и императора Карла V
[256]. Другой астролог предсказал смерть принца Алессандро Медичи, причем настолько детально обрисовал ее обстоятельства, что был заподозрен в соучастии в исполнении собственного предсказания для поддержания своей репутации. Он уверенно заявил, что принц умрет от руки своего близкого друга – худощавого, смуглого и крайне неразговорчивого человека. Так впоследствии и случилось: Алессандро был убит в своих покоях собственным двоюродным братом Лоренцо, полностью подходившим под данное описание. Рассказывая эту историю, автор «Hermippus Redivivus» склоняется к мысли, что астролог никак не участвовал в этом преступлении, а был нанят одним из друзей принца Алессандро, дабы предупредить последнего о грозившей ему опасности.
Куда более удивительную историю рассказывают об астрологе Антиохе Тиберте, жившем в Италии в XV столетии
[257]. В то время такие люди были в услужении почти у всех мелких итальянских суверенов, и Тиберт, весьма успешно изучив математику в Париже и сделав множество предсказаний, некоторые из коих, как считали, были достаточно проницательными, стал придворным астрологом Пандольфо Малатесты, правителя Римини. Репутация предсказателя была столь высока, что его рабочий кабинет постоянно заполняли либо знатные визитеры, либо обычные клиенты, приходившие к нему за советом; и за короткий промежуток времени он сколотил приличное состояние. Несмотря на все эти преимущества, он окончил жизнь на виселице. О том, что привело его к столь трагическому финалу, повествует следующая история, на которую не раз с триумфом ссылались другие астрологи, считавшие ее неоспоримым доказательством истинности их науки.
Задолго до своей смерти он произнес три удивительных предсказания: одно относилось к нему самому, другое – к его другу, а третье – к его патрону Пандольфо Малатесте. Первым свою судьбу узнал Гвидо Боньи, один из величайших полководцев того времени. Его желание заглянуть в собственное будущее было столь велико, что Тиберт, будучи не в силах отказать другу, справился на сей предмет у звезд и линий его ладони. Узнав ответ, он, помрачнев, сказал Гвидо, что, согласно всем правилам астрологии и хиромантии, его лучший друг несправедливо заподозрит его в совершении преступления, в результате чего он лишится жизни. Тогда Гвидо спросил астролога, может ли тот предсказать свой собственный удел, после чего Тиберт вновь проконсультировался со звездами и узнал, что ему на роду написано окончить жизнь на виселице. Малатеста, прослышав об этих предсказаниях, казавшихся исключительно неправдоподобными при тогдашнем положении дел, велел астрологу сообщить и его судьбу и ничего не утаивать, каким бы неприятным ни был прогноз. Тиберт подчинился и поведал своему покровителю, в то время одному из самых процветающих и могущественных монархов Италии, что тот испытает крайнюю нужду и в итоге умрет, как последний нищий, в болонской больнице для простолюдинов. Все три предсказания сбылись. Гвидо Боньи был обвинен собственным тестем графом Бентивольо в изменническом намерении сдать город Римини папским войскам и был впоследствии предательски убит по приказу тирана Малатесты, сидя за ужином, на который был приглашен со всем возможным радушием. В то же самое время астролог был брошен в тюрьму как пособник своего друга-изменника. Он пытался бежать, и ему удалось спуститься из окна тюремной камеры в ров с водой, где его обнаружили часовые. Об этом сообщили Малатесте, и он приказал казнить астролога на следующее утро.
К тому времени Малатеста забыл о последнем предсказании и ничуть не беспокоился о собственной судьбе, но, как оказалось, напрасно. Заговор с целью сдачи Римини папской армии действительно имел место, но Гвидо Боньи был к нему непричастен; и после того, как были приняты все необходимые меры для его успешного осуществления, город был захвачен графом де Валантинуа. Посреди всеобщей неразберихи переодетый Малатеста едва успел бежать из дворца. Его повсюду преследовали враги, от него отвернулись все бывшие друзья, а под конец и собственные дети. В конце концов он, находясь в Болонье, тяжело заболел. Поскольку никто не изъявил желания приютить его под своей крышей, он был доставлен в больницу, где и умер. Единственным обстоятельством, умаляющим интерес к этой необычайной истории, является тот факт, что она получила хождение уже после описанных событий.
За несколько недель до рождения Людовика XIV в королевском дворце поселился один астролог из Германии, прибывший по приглашению маршала де Бассомпьера и других придворных вельмож. Он должен был составить гороскоп будущего правителя Франции сразу же после его рождения. Когда у королевы принимали роды, он находился в соседней комнате и ждал сообщения о появлении ребенка на свет. Результатом его наблюдений явились три слова – diu, dure, feliciter
[258], означавшие, что новорожденный принц будет жить и править долго, принесет стране большую пользу и окружит себя ореолом славы. От астролога, который был вынужден зарабатывать себе на хлеб насущный и в то же время был придворным, нельзя было ожидать менее благоприятного прогноза. В ознаменование этого события была выбита медаль, на одной стороне которой был изображен принц, правящий колесницей Аполлона, и имелась надпись «Ortus solis Gallici» – «Восход галльского солнца».
Наилучшее оправдание существованию астрологии предложил великий астроном Кеплер, занимавшийся ею поневоле. Друзья часто обращались к нему с просьбой составить им гороскоп, на что он, как правило, отвечал категорическим отказом. Если же он боялся оскорбить просителя таким ответом, отражавшим его истинное отношение к этому занятию, он приспосабливался к господствовавшему заблуждению. В сопроводительном письме к экземпляру своих «Эфемерид»
[259], отправленному профессору Герлаху, он писал, что гороскопы являются не чем иным, как беспочвенными догадками, которыми он занимается лишь затем, чтобы не умереть с голоду. «Вы, премудрые философы, – восклицает он в своем сочинении «Tertius Interveniens», – осуждаете сию дочь астрономии без оглядки на ее достоинства! Разве вы не знаете, что ее долг – поддерживать мать своими чарами? Если бы люди не питали надежду на прочтение будущего в небесах, скудные доходы астрономов обрекли бы их на голодную смерть».
