На этом мы и завершим наш рассказ, ибо нет никакой разумной причины прослеживать далее историю животного магнетизма, особенно в наше время, богатое на феномены, реальность которых неоспорима и которые поражают и ставят в тупик наиболее эрудированную, беспристрастную и дорожащую истиной часть человечества. Изложенного, однако, достаточно, чтобы показать, что если магнетизм и имеет какое-то рациональное зерно, то оно почти не прощупывается под ворохом неверных представлений и преувеличений. С другой стороны, изучив его историю с самого начала, едва ли можно утверждать, что он не принес никакой пользы. В 1784 году Байи писал: «Магнетизм полезен осуждающей его философии хотя бы тем, что пополняет собой перечень известных заблуждений человеческого разума и представляет собой великое испытание силы внушения». Быть может, он по крайней мере хоть немного осветил дорогу тем, кто занят грандиозным исследованием воздействия разума на материю – воздействия, которое люди, вероятно, никогда не поймут до конца. Он, может статься, является дополнительным доказательством силы непобедимого духа и слабости плоти по сравнению с оным, еще одной иллюстрацией изречения вдохновенного Псалмопевца
[312], считавшего, что «дивно строение наше и внушает благоговение».
Влияние политики и религии на стрижки, бороды и усы
Speak with respect and honour
Both of the beard and the beard’s owner.
Известное изречение апостола Павла, гласящее, что «длинные волосы – позор для мужчины», послужило предлогом для множества необычных законодательных актов со стороны как светских, так и церковных властей. В Англии и Франции стрижки и бороды регламентировались государством со времени введения христианства до XV века.
Мы обнаруживаем, что и в более стародавние времена мужчинам не разрешалось обходиться со своими волосами как им заблагорассудится. Александр Македонский считал, что если солдат носит бороду, то он дает врагу шанс ухватиться за нее и отрубить ему голову, и во избежание этого приказал всей армии побриться и делать это регулярно. Нежелание античного полководца оказывать врагу означенную любезность является прямой противоположностью традиции, бытующей среди североамериканских индейцев, для которых делом чести является отращивание «великодушного локона» для упрощения процедуры снятия скальпа.
Одно время длинные волосы считались в Европе символом верховной власти. Григорий Турский
[314] писал, что в царствование преемников Хлодвига I ношение длинных и вьющихся волос было исключительной привилегией королевской семьи. Те дворяне, чья власть не уступала королевской, не хотели демонстрировать свое подчиненное положение и отпускали не только очень длинные волосы, но и огромные бороды. Эта привилегированная мода с незначительными изменениями просуществовала до вступления на престол Людовика I Благочестивого, преемники которого вплоть до Гуго Капета также стриглись коротко. Они делали это не столько из благочестия, сколько из желания отличаться от остального населения, все сословия которого, не исключая сервов
[315], не считались с запретами и отращивали и волосы, и бороды.
Норманны, вторгшиеся в Англию под началом Вильгельма I Завоевателя, стриглись очень коротко и не носили ни бород, ни усов. Когда войско Гарольда II двигалось к Гастингсу, он послал вперед разведчиков для оценки боеспособности и численности сил неприятеля. По возвращении они среди прочего доложили, что «вражьи солдаты зело походят на священников, потому как лица и губы их полностью выбриты». Среди англичан в то время было модно носить длинные волосы и усы, но брить подбородки. Когда надменные победители поделили между собой обширные земли англосаксонских тэнов
[316] и франклинов
[317], когда для того, чтобы заставить англичан действительно почувствовать себя покоренными и сломленными, в ход шла любая тирания, последние отращивали волосы, усы и бороды, чтобы как можно меньше походить на своих стриженых и бритых хозяев.
Мужская мода на длинные волосы, вызывавшая крайнюю неприязнь духовенства, была широко распространена во Франции и Германии. В конце XI столетия папа римский издал декреталию
[318], горячо поддержанную церковными властями всей Европы и гласившую, что длинноволосых мужчин следует при жизни отлучить от церкви и лишить права на заупокойную молитву. Уильям Малмсберийский пишет, что небезызвестный св. Вульфстан, епископ Вустерский, при виде мужчины с длинными волосами приходил в ярость. Он считал эту моду чрезвычайно аморальной, преступной и богомерзкой. Святой отец постоянно носил в кармане маленький нож, и каждый раз, когда кто-нибудь, виновный в «преступлении», становился перед ним на колени для благословения, он коварно выхватывал его и отрезал у человека клок волос. Он бросал их грешнику в лицо и говорил, что если тот не сострижет все остальное, то попадет в ад.
Однако мода при всем своем непостоянстве не поддается нажиму извне, и мужчины, рискуя быть осужденными на вечные муки, не расставались с лишними волосами. В царствование Генриха I Ансельм, архиепископ Кентерберийский
[319], счел необходимым переиздать пресловутое постановление об отлучении нечестивцев и объявлении их вне закона, но в силу того, что длинные и вьющиеся волосы поощрялись при дворе, угрозы церкви не возымели действия. Волосы Генриха I и его вельмож, локонами ниспадавшие на спины и плечи, стали для набожных scandalum magnatum
[320]. Некий Серло, духовник короля, так горевал из-за отсутствия благочестия у своего повелителя, что произнес перед ним и придворными проповедь из известного текста св. Павла. Нарисованная священником картина пыток, ожидавших их на том свете, была столь ужасна, что некоторые из них, включая самого Генриха, обливались слезами и дергали себя за волосы, будто намереваясь вырвать их с корнем. Видя, какое впечатление произвели его слова, священник решил ковать железо, пока горячо, и, вынув из кармана ножницы, подстриг короля на глазах у его окружения. Некоторые главные придворные согласились подвергнуться той же процедуре, и длинные волосы, по-видимому, ненадолго вышли из моды. Но после того, как первоначальный пыл покаяния поостыл, придворные сочли, что клерикальная Далила лишила их силы
[321], и менее чем за полгода стали такими же грешниками, как и до стрижки.
