– И какой же штат ужаснее всего? – спросил я ее.
Она не думала и двух секунд.
– Калифорния.
РАННИМ ЛЕТНИМ УТРОМ, в семь часов, я ехал по взморью на горном велосипеде с титановой рамой (стоимостью $5000), спешно взятом напрокат накануне вечером. Я направлялся в Санта-Монику, где Арнольд Шварценеггер назначил мне встречу. Он явился точно вовремя на черном автомобиле марки Cadillac SUV, к которому сзади были прикреплены несколько старых велосипедов-развалюх. Я постарался, чтобы моя одежда приблизительно напоминала костюм велосипедиста; на нем была зеленая толстовка, шорты и мягкие бежевые туфли наподобие домашних тапочек, что говорило и об удивительном равнодушии к собственной внешности, и об уверенности, что его мужественность от этого не пострадает. На волосах у него еще смутно угадывался след от подушки, а веки смыкались, хотя он уверял меня, что встал полтора часа назад и читал газеты. После чтения газет бывший губернатор Калифорнии часто ездит на велосипеде для укрепления сердечно-сосудистой системы, затем идет в тренажерный зал.
Он берет один из велосипедов, садится на него и выруливает на Оушен-авеню, где уже начинается интенсивное движение. Он не носит велосипедный шлем, не останавливается на красный свет, мчится мимо знака «ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЕН», как будто не замечая его, и выезжает на встречную полосу на улицах с односторонним движением. Когда он хочет пересечь три полосы при скоростном движении, то даже не оглядывается, а просто вытягивает руку и едет в этом направлении, предполагая, что едущие сзади притормозят. У него на велосипеде как минимум 10 скоростей, но он использует лишь две: нулевую и работу педалями изо всех сил. Через полмили такой езды у него от ветра начали струиться слезы по щекам.
Он – один из самых узнаваемых людей в мире, но его, как видно, не волнует, что кто-то узнает его, да никто и не узнает. Возможно, люди, которые встали на рассвете, чтобы заняться бегом трусцой или спортивной ходьбой, покататься на роликовых коньках, слишком поглощены своим занятием и не могут выйти из транса. Или же его появление застает их врасплох. У него нет не то что свиты, но даже телохранителя. Его экономический консультант Дэвид Крейн и консультант по связям с общественностью Адам Мендельсон, которые присоединились к прогулке удовольствия ради, остались далеко позади. Любой обративший на него внимание мог бы подумать: «Этот парень похож на Арнольда, но он никак не может быть Арнольдом, потому что Арнольд никогда бы не поехал на велике один в 7.00 и не мчался бы как самоубийца». Реальный контакт с публикой происходит только тогда, когда он останавливается на красный свет. Говорящая по мобильному телефону женщина с детской коляской переходит улицу как раз перед ним и пристально смотрит на него. «О… Боже… мой, – выдыхает она в телефон. – Это же Билл Клинтон!» Она отходит метра на три, но продолжает говорить по телефону с видом человека, который не верит своим глазам: «Я здесь с Биллом Клинтоном».
– Это парень, у которого был сексуальный скандал, – говорит Арнольд, улыбаясь.
– Подожди… подожди, – говорит женщина в телефон. – Может, это и не Билл Клинтон.
Но прежде чем ей удается правильно установить личность, загорается зеленый свет, и мы трогаемся с места.
Его жизнь – это серия тщательно инсценированных переживаний и мероприятий. В нем, однако, нет ничего наигранного. Он свеж, энергичен и способен на импровизацию: кажется, он и сам не знает, что сделает в следующий момент. Нельзя сказать, что он скромен – впрочем, я не уверен, что сам был бы скромным на его месте, хотя, возможно, притворялся бы таковым чаще, чем он, т. е. почти никогда. Что делает его непохожим на эгоцентриста, помимо природной любознательности, так это искреннее отсутствие интереса к собственному отражению в зеркале. Он живет так же, как ездит на велосипеде, обращая куда больше внимания на то, что впереди, чем на то, что позади. Будучи у власти, он не вел никаких дневников. Меня это удивляет, но он говорит, что не делал даже кратких записей на скорую руку, по которым впоследствии можно было бы воспроизвести события и впечатления о них. «Зачем мне это нужно? – говорит он. – Это все равно что вы приходите домой, а жена спрашивает, как прошел день. Я сделал это один раз и больше не хочу повторять». По окончании долгого дня губернаторства он захотел, например, позаниматься со штангой.
Мы проезжаем пару миль, и он резко поворачивает за угол и выезжает на узкую улочку сразу на выезде из Венис-Бич. Все это время он любезно отвечал на мои вопросы о том, каково ему было, когда в 1968 г. он впервые приехал в Америку почти без денег, с плохим английским, не имея практически ничего, кроме спинных, грудных, трапециевидных и брюшных мышц, которые не пользовались особым спросом. Он останавливается возле высокой кирпичной стены. Она окружает некогда впечатляющий каменный дом, который сейчас выглядит старым, унылым и пустым. Его больше интересует стена, потому что он сам построил ее 43 года назад сразу же по приезде, когда начал тренироваться на Масл-Бич. «Мы с Франко [Коломбо, который, как и Шварценеггер, был обладателем титула «Мистер Олимпия»] таким образом зарабатывали деньги. В бодибилдинге денег не было. Мы были чемпионами мира в этой небольшой субкультуре, а этим зарабатывали на хлеб. Франко руководил бизнесом. Я мешал цемент и махал кувалдой».
Пока Коломбо не споткнулся, когда бежал под уклон с холодильником на спине, он был лидером в турнире за звание «Самый сильный человек мира» 1977 г.; поэтому для Шварценеггера работать у такого человека в качестве мускульной силы было даже почетно. При заключении сделки они разыгрывали сценку: Франко играл роль не заслуживающего доверия итальянца, а Арнольд – благоразумного немца. Сначала они орали друг на друга на немецком языке, пока заказчик не выдерживал и спрашивал, что происходит. Арнольд поворачивался к заказчику и объяснял: ой, он же итальянец, а вы ведь знаете, какие они. Он хочет запросить слишком много, но я думаю, что это можно сделать дешевле. Затем Шварценеггер озвучивал совсем не низкую цену. «И клиент, – говорит он смеясь, – всегда, бывало, говорил: “Арнольд, ты такой хороший парень] Такой честный]” Понимаете, они всегда на это покупались».
Он осматривает свою работу. «Стена простоит здесь 1000 лет, – говорит он, затем показывает на небольшое разрушение наверху. – Я сказал Франко, что мы должны вернуться и отремонтировать верх. Понимаете, мы должны обеспечить пожизненную гарантию».
Бедный ребенок из австрийской деревушки, сын бывшего нациста, садится на самолет и летит в Америку, где начинает с работы каменщиком, а заканчивает управлением штата и становится одним из выдающихся политических лидеров Америки. И он проходит этот путь меньше чем за 35 лет. Я не мог удержаться от очевидного вопроса.
– Если бы во время строительства стены кто-нибудь сказал вам, что вы станете губернатором Калифорнии, как бы вы на это отреагировали?
– Это было бы нормально, – сказал он, не совсем улавливая смысл моего вопроса.
– Вы верили в детстве, – спросил я, заходя с другой стороны, – что у вас будет не совсем обычная жизнь?
– Да. – Он не задумался ни на секунду.
