Я думала, что после самой лучшей ночи в моей жизни на следующее утро буду на седьмом небе от счастья. Но завтрак больше напоминает чьи-то похороны. Все встречаются на кухне и подкрепляются различными протеиновыми коктейлями, овсянкой или хлопьями с молоком, поданными Сандрой, женщиной лет пятидесяти, вернувшейся после продолжительного отпуска, во время которого она помогала ухаживать за своим новорожденным внуком. Мы с Эллой уже сидим за столом, когда по очереди спускаются мальчики. Первым в кухне появляется Себастиан. Увидев меня, он чертыхается, берет смузи и исчезает. Потом заходит Сойер. Я жду, что он последует примеру брата, но младший Ройал берет у экономки порцию овсянки и садится за стол возле окон, из которых открывается вид на огромных размеров лужайку, бассейн и океан за ними.
Мы уже собираемся уходить, когда в кухню вваливается Истон.
– Он постоянно опаздывает, – мурлычет Элла.
Мы садимся за стол к Сойеру.
– Он милый, так что, похоже, это сходит ему с рук.
– «Он», вообще-то, тоже здесь, – ворчит красавчик Истон и опускается на стул рядом со мной.
– А он не жаворонок, да? – спрашиваю я у Эллы.
– Не-а. Когда я только переехала к ним, то решила, что из него получится отличный вампир – он пропадает всю ночь и спит днем.
– Если хочешь знать правду, – тут я понижаю голос, – я ни разу не видела его грудь в солнечном свете, так что все возможно!
– Нет, серьезно! Я. Блин. Прямо. Здесь!
– А я видела, – объявляет Элла, показывая ложкой в сторону бассейна. – И с прискорбием сообщаю, что она не светится.
– Это можно исправить. У меня есть крутые тени, называются «глиттер-бомб», и мы можем намазать ими его грудь.
– О! Как потеплеет, сразу попробуем.
Истон бормочет что-то о том, что ему не надо было приводить меня сюда, но я знаю, что это шутка. Он разбудил меня самым лучшим из всех возможных способов и объявил (еще даже до того, как мы встали с постели), что это самое солнечное утро в его жизни. И явно самое активное утро в моей.
Ну, а прошлая ночь… Я даже не могу описать ее словами. Истон был таким нежным, таким восхитительным и… У меня вспыхивают щеки, когда я вспоминаю, как он сдерживался, каким терпеливым был со мной. Учитывая его репутацию бабника, я думала, он будет заботиться лишь о собственном удовольствии, но Ист вовсе не вел себя эгоистично. Он был… потрясающим. Мои щеки краснеют еще сильнее.
Мы обязательно должны поставить в квартире кровать, да побольше. Интересно, а есть ли такие простыни, которые не сбиваются с матраса? Было бы здорово.
Элла вздыхает, так громко и печально, что все поворачиваются в ее сторону.
– Что? – спрашивает Истон.
Теперь она показывает ложкой на меня.
– Я узнаю этот счастливый утренний взгляд. Раньше и я так смотрела, – жалобно говорит Элла. – Слава богу, что этот дурацкий футбольный сезон почти закончился, и скоро я смогу проводить время с Ридом.
Сойер, сидящий по ту сторону стола, отталкивает свою тарелку.
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, а не о том, как вы двое трахаетесь с моими братьями?
Я становлюсь пунцовой и, заикаясь, отвечаю:
– Мы… я… это было… мы не….
Истон тянется через стол и дает брату подзатыльник.
– Заткнись, ты смущаешь Хартли!
– А как же я? – с оскорбленным видом спрашивает Элла.
– С каких пор ты начала смущаться? – Погладив ее по голове, Истон встает и целует меня в макушку. – Думаю, нам пора. Элла водит машину, как девяностолетняя старушка, так что надо выезжать, а иначе опоздаем.
– Я вожу машину, соблюдая скоростные ограничения! – возражает Элла.
– Точно, я так и сказал, как девяностолетняя старушка.
Элла пытается ударить его, но Истон легко отскакивает в сторону. Они гоняются друг за другом по всей кухне, а мы с Сойером наблюдаем за ними из-за стола. Когда-нибудь мы с Дилан тоже будет такими – довольными, счастливыми и любимыми.
Улучив момент, я поворачиваюсь к Сойеру.
– Не знаю, вдруг ты тоже разозлишься, но прости за аварию и за твоего брата.
Он опускает глаза в свою почти пустую тарелку и бесцельно водит по ней ложкой. Я не знаю, что за мысли крутятся в его голове, но Сойер поднимает на меня полный боли взгляд и тихим, смиренным голосом говорит:
– Ты не виновата, и мы оба это знаем. Мы ехали слишком быстро. Мы… отвлеклись на то, что происходило в салоне, так что больше не извиняйся. Себ еще придет в себя. Просто сейчас нам приходится иметь дело… со многим.
Любопытно, что он имел в виду под этим, но не мне задавать такие вопросы. Я рада уже тому, что он не считает меня виноватой. Не хотелось бы, чтобы из-за меня Истон отдалился от семьи.
– Ты доел? – Я киваю головой на его тарелку. – Давай захвачу.
Сойер подталкивает ее ко мне, потом с несчастным видом смотрит на дверь, видимо, ожидая увидеть брата, который, в свою очередь, ждет, пока я уйду. Я надеюсь, Сойер прав, и Себастиан придет в себя, потому что наша с Истоном любовь только зарождается, и будет совсем не трудно уничтожить ее.
Мы едем в школу. Я откидываюсь на подголовник и слушаю, как Элла и Истон болтают о Дне благодарения и рождественских каникулах, о том, как они надеются, что в оставшихся матчах команда университета штата проиграет всем, кому можно, и Риду не придется ехать на игру за Кубок. Истон говорит, что они должны поехать в Аспен, а Элла хочет отправиться куда-нибудь, где потеплее.
– Это же зима, – говорит она ему, двигаясь на несколько миль медленнее скоростного ограничения. – А когда наступает зима, люди уезжают в теплые края.
– Нет, зимой нужно ехать туда, где много снега, потому что снег может быстро растаять, в то время как теплые места никуда не денутся, – возражает он.
– На Эвересте всегда лежит снег, – заявляет Элла.
– Но на Эвересте не покататься на лыжах, – Ист разворачивается на сиденье, – детка, поддержи меня.
Я открываю один глаз.
– В Дубае можно кататься на лыжах весь год напролет. По-моему, я где-то читала об этом.
– Ты это помнишь? – обиженно говорит он. – Ты должна быть на моей стороне. Придумай что-нибудь и поддержи меня.
– Не могу. Женская солидарность и все такое.
Элла поднимает кулак, выражая признательность.
– Что? – восклицает Ист. – А как же сегодняшнее утро, когда мой язык был у тебя…
Я мигом придвигаюсь вперед и закрываю ему рот рукой. Он лижет середину моей ладони. Я вскрикиваю и сажусь обратно.
– … у тебя во рту, – заканчивает он с дьявольским блеском в глазах. – А ты что подумала?
– Ничего. Ничего я не подумала. – Я сердито смотрю на него, но мое сердце вот-вот выпрыгнет от счастья. Все, что мы вчера делали с Истоном, было восхитительно. И… да… я не могу пожаловаться на его язык.
