В той же квартире в 1911 году проживал великобританский подданный Генрих-Павел Дюкс, 21 года…»
[237]
То есть квартира Гиббса даже стала в какой-то момент и квартирой известного британского агента Поля Дюкса. Только такой человек, как Гиббс, находясь в ближайшем окружении императрицы, фактически внутри царской семьи, мог быть свидетелем первых сведений об убийстве Распутина, поступавших царице.
Хор активно собирал различные сообщения, касающиеся покушения. Он достаточно точно описывает обстановку в доме Распутина в канун покушения и некоторые весьма тонкие обстоятельства мрачной ночи.
В «Донесении № 3» от 5 февраля 1917 года он докладывал в Лондон:
«Данные подробности можно считать достоверными, поскольку они были получены от людей, непосредственно связанных со всей историей.
Последние дни перед смертью Распутин очень нервничал и чувствовал себя не особенно хорошо.
Попытка самоубийства казачьего офицера, помолвленного с его дочерью, повергла его в состояние шока. Постоянно опасаясь за собственную жизнь, он был чрезвычайно осторожен, стараясь, чтобы его местонахождение всегда оставалось в тайне. Но двум доверенным лицам, Симоновичу и епископу Исидору, он каждый раз говорил, где находится и куда идет. Симонович – некрещеный еврей и торговец редкостями, а Исидор – епископ, уволенный на пенсию из-за дурного поведения. Они живут вместе на Николаевской улице. Распутин имел привычку звонить им по телефону, когда уходил из дома, и сообщать, где его можно будет найти. Вечером 29 декабря он был в своей квартире по адресу Гороховая, 64, с обеими дочерями, племянницей и секретарем, – они живут вместе и сами выполняют всю домашнюю работу. Поздно вечером он отослал агентов тайной полиции, сказав, что больше в них не нуждается. Вскоре после этого подъехала открытая машина с откинутым верхом, и кто-то постучал в заднюю дверь. Это был мальчик, часто приходивший к Распутину, которому он всегда сам открывал дверь. Мальчик что-то сказал Распутину, и тот ответил: «Я поеду». Потом оба поехали на машине по направлению к Фонтанке и у моста повернули направо. Об этой машине больше узнать ничего не удалось. Вскоре к дому князя Юсупова подъехала машина. Но закрытая, а не та, которую видели отъезжающей от дома на Гороховой, 64. Дворник в доме князя Юсупова или очень глупый, или очень хитрый, и узнать у него ничего не удалось. Но он согласился, что шофер был в форме и выглядел очень просто. Предположительно, это был брат великой княгини Ирины»
[238].
В этих сведениях, собранных Хором, возникает и некий шофер в форме, который приехал в закрытой машине. Отметим для себя и фразу: «Предположительно, это был брат великой княгини Ирины». Она нам поможет позднее установить того, кто привез убийцу.
Внимание Хора привлекло и необычное поведение Марии Головиной, одинаково близкой Распутину и Юсупову, на следующее утро после покушения.
«Тем временем на Гороховой, 64, в доме Распутина царило возбуждение. В 7 утра пришли Симонович и Исидор. Они не понимали, почему Распутин не сообщил им, где его искать. Вскоре пришла подруга Распутина мадемуазель Головина, заявившая: „Я знаю, где он, все в порядке, я сейчас позвоню“. Говорила по телефону она почему-то по-английски и, окончив разговор, сказала: „Он скоро будет здесь“. Но она казалась недовольной и позвонила опять, на этот раз из общественного телефона на улице, поскольку явно не хотела, чтобы Симонович и Исидор ее слышали. Вернувшись, она сказала: „Он уже покинул то место, где я рассчитывала его застать“»
[239].
Все эти важные детали, которые привлекли внимание Хора, имели большое значение для понимания обстоятельств преступления.
В своих документах о деле Распутина, отправленных в Лондон, Хор подчеркивал: «Данные подробности можно считать достоверными, поскольку они были получены от людей, непосредственно связанных со всей историей». Он упоминает также о существовании «других надежных источников». Что это за источники английской разведки и могли ли таковые существовать?
В книге, вышедшей в Германии в 1935 году, Хор прямо называет своих информаторов, и они производят впечатление. Например, англичанин, сообщая в Лондон об обнаружении тела Распутина, говорит, что уже 19 декабря утром, буквально накануне вскрытия, к нему пришел прямо в бюро полковник, представитель жандармского корпуса при Генеральном штабе, заявивший, что в подтверждение дружеских отношений хочет оказать большую услугу.
«Только что нашли тело Распутина. Его не видело еще ни одно важное лицо. Не желаете пойти вместе со мной и стать единственным иностранцем, который его увидит?» Стояло темное и страшное петроградское утро, а я только приходил в себя после тяжелой простуды. Неужели можно упрекнуть меня в трусости и нехватке предприимчивости, что я, поблагодарив его за любезность, отклонил это заманчивое предложение? Боюсь, что я показался полковнику немужественным человеком и сильно упал в его глазах»
[240].
Начальник военного отдела полиции при Генеральном штабе – это не кто иной, как начальник 9-го делопроизводства Департамента полиции Николай Валерьевич Волчанинов, в сущности, глава русской политической контрразведки. Донесение № 3 от 5 февраля 1917 года, которое также приводится в немецких мемуарах британского агента, не оставляет сомнения, что другими его источниками информации были министр юстиции Макаров и, возможно даже, прокурор Завадский, который фигурирует в опубликованном донесении под псевдонимом Заравацкий. В отличие от Волчанинова и Макарова, на момент подготовки публикации Хора в 1935 году Завадский был еще жив.
4.
А вот что вспоминает британский представитель при русском Генеральном штабе генерал Гэнбери-Уильямс: «30 декабря 1916 года (по старому стилю 17 декабря).
Нынче вечером у меня в номере (гостиницы „Астория“) находился Чарли Бэрн, мой старинный друг, встреча с которым меня очень порадовала. В это время мне позвонил Вильтон (петроградский) корреспондент „Таймс“: „Они таки добрались до него, генерал“. Я понял, о чем идет речь. Вильтон имел в виду убийство Распутина»
[241].
И в английской военной миссии, и в английском посольстве, как следует из материалов, в том числе и Хора, были всесторонне осведомлены о многих подробностях этого резонансного убийства. Как мы видим, этот контроль не был отнюдь простым интересом. С самого начала британцам удалось контролировать ход расследования на самом высоком уровне и получать важные документальные свидетельства от лиц, проводивших дознание и следствие.
