Все, что рассказывал странный немец в советском посольстве, нашло подтверждения, хотя и выглядело подчас фантастически.
«Задачей его поездки в Ленинград
[363], – рассказывал Хохен-Эстен, – было воспользоваться тяжелым внутренним положением России и предупредить влиятельные элементы русского двора, что от грядущей революции может спасти только выход России из войны с Германией и некоторые внутренние реформы. Ему было поручено, в случае необходимости, работать вместе с другими лицами над проведением дворцового переворота и устранением Николая II от трона, так как последний был лично противником сепаратного мира с Германией. По своем приезде он связался со следующими тремя лицами, которые вместе с бывшей царицей Александрой работали над сепаратным миром, – Штюрмером, директором Департамента полиции Белецким и одним из руководителей Синода Василием Михайловичем Скворцовым. Вся группа людей вместе с германскими агентами поставила своей задачей обработать Распутина в направлении того, чтобы он возглавлял вместе с царицей движение за мир с Германией. Так как Николай II был против сепаратного мира (позицию свою он мотивировал якобы тем, что как дворянин он не может нарушить своего слова, данного им союзникам), то было решено произвести подготовку дворцового переворота, который был назначен сначала на 6 декабря, а потом на 10 января 1917 года».
Николая якобы удалось убедить, что он 6 декабря (день его именин) откажется от трона в пользу наследника Алексея, для того чтобы предоставить возможность регентше царице Александре заключить сепаратный мир. Он говорил, что «я лично, давши слово своим союзникам, этого сделать не могу, но ни царица, ни наследник этого слова сами не давали и потому лично не связаны словом чести». Предполагалось далее, что регентша опубликует манифест о том, что тяжелое положение России требует заключения, во-первых, сепаратного мира и, во-вторых, проведения внутренних реформ»
[364].
Удивительно, но тоже самое Феликс Юсупов сообщает британскому дипломатическому агенту Альберту Стопфарду 6 июня 1927 года в Ялте: «Войдя в столовую, Феликс Юсупов вовлек Распутина в длинный разговор, в ходе которого последний подтвердил, что Императрица Александра Феодоровна собирается объявить Себя Регентшей 10 января (нового стиля)»
[365].
Это получается 27 декабря. То есть убийство Распутина происходит ровно за десять дней до запланированного события.
Более обстоятельно Юсупов поясняет эти причины следователю Соколову в Париже с 3 по 4 января 1921 года.
«От Распутина всегда я слышал, что не надо этой войны, что довольно пролито крови и надо войну прекратить. Он об этом говорил настойчиво-определённо. Я его раз спросил: „А как на это смотрят в Царском“? Он мне ответил: „Да что там смотрят? Конечно, дурные люди Им дурное говорят. Да все равно все по-моему будет. И Государь устал, и все устали. Ведь ОН Божий человек. Куда ЕМУ справляться с таким делом. Вот царица у нас мудрая. Ей нужно все в руки дать. Чтобы ОНА всем управляла. Тогда все хорошо будет. Это народная воля“»…
Распутину и было поручено вызвать к жизни три фактора или хотя бы один из них: устранение ГОСУДАРЯ от дел путем передачи Престола Алексею Николаевичу при регентстве ИМПЕРАТРИЦЫ; заключение при помощи безграничной воли Распутина на волю ИМПЕРАТРИЦЫ сепаратного мира, роспуск Государственной думы»
[366].
Разъяснения немца советскому дипломату вскрывают события ночи с 16 на 17 декабря с неожиданной стороны. Вот что пишет Райвид далее: «Якобы предполагалось, что в манифесте написано обещание „передачи земли народу“ и т. п. Хохен-Эстен утверждает, что он вместе с Распутиным и некоторыми другими лицами составил проект манифеста, причем он разъяснил мне обещание земли народу как объявление о принудительном выкупе государством земли у помещиков и продаже ее в рассрочку на 50–60 лет крестьянам. В подготовке дворцового переворота участвовало много элементов дворянства и высших сановников, близких ко двору. Среди них были Пуришкевич и Юсупов, и др. Соглашаясь с необходимостью дворцового переворота, однако некоторые элементы во главе с Пуришкевичем выступали против двух предполагавшихся лозунгов манифеста, прокламирующего этот переворот, против сепаратного мира с Германией и против лозунга земли народу».
Это очень важный момент – если верить этому документу, то и Пуришкевич, и Юсупов были участниками подготовки процесса близкой передачи власти: от царя к наследнику и императрице. И не было нужды еще что-то узнавать от Распутина, они были посвящены в важные дворцовые тайны.
«Так как предполагалось, по словам Хохен-Эстена, придать „народный характер“ дворцовому перевороту, то в качестве такого „народного представителя“ фигурировал Распутин. Распутин был целиком за сепаратный мир, всячески одобрял лозунг „земли народу“»
[367].
Как уже говорилось выше, пацифистские взгляды Распутина не были секретом. Борьбу против войны он считал своим делом и этому остался верен. Один из секретарей Ленина Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, которого сложно заподозрить в симпатиях к Григорию Ефимовичу, имел с ним продолжительный диалог еще в 1914 году, и взгляды Распутина на мир и землю находят подтверждение:
«И он смотрел на себя, пришельца из далекой Сибири, как на человека, на которого пал жребий идти и идти, куда-то все дальше и все выше, и представительствовать за „крестьянский мир честной“… Вот, в сущности, содержание всей его „политической“ мысли, которую он только мог собрать и полусловами, полунамеками высказать, когда у него спрашивали, что он, собственно, хочет, к чему стремится. Отсюда такая воистину пламенная ненависть к малейшему призраку войны, к малейшему намеку, что вновь и вновь забряцает оружие на поле брани.
– Тебе хорошо говорить-то, – как-то разносил он при мне, полный действительного гнева, одну особу с большим положением, – тебя убьют там, похоронят под музыку, газеты во-о какие похвалы напишут, а вдове твоей сейчас тридцать тысяч пенсии, а детей твоих замуж за князей, за графов выдадут, а ты там посмотри: три целковых в зубы, семеро детей по миру пошли, в кусочки побираться, землю взяли, хата раскрыта, слезы и горе, а жив остался, ноги тебе отхватили, – гуляй на руках по Невскому или на клюшках ковыляй да слушай, как тебя всякий дворник честит: – Ах ты такой-сякой сын, пошел отсюда вон! Марш в переулок! (…)
– Нет, войны не будет, не будет, не будет! – И он заходил, забегал, шатаясь по комнате, встряхивая насыпающимися на глаза длинными волосами, тревожно смотря вверх вдруг потускневшими, белесоватыми закатывающимися глазами. (…)
