Как видно, эта эпитафия в скромной газете должна была быть данью жизни таинственного человека, бывшего во дворце Юсупова ночью 17 декабря.
5.
20 декабря 1916 года (4 января 1917 года по новому стилю) в далеком Лондоне в «Дейли Миррор» на первой странице публикуется фотография Феликса Юсупова и его жены Ирины. Под ней красноречивая подпись: «Тайна смерти монаха Распутина» и далее текст: «Принц Юсупов, чье имя связано со смертью монаха Распутина, и его жена, племянница Царя. Князь бывал в Оксфорде и был известен как Сумароков-Эльстон в Лондоне. Тело монаха было обнаружено в проруби на Неве. Указано, что он был убит в петроградском доме одной из самых аристократических семей в России и впоследствии брошен в реку».
Характерно что над шапкой «Дейли Миррор» был напечатан еще один интригующий и таинственный заголовок: «Мистер Вильсон знает немецкие мирные условия – Вражеское заявление».
Имелся в виду генерал Генри Вильсон, особо уполномоченный по делам России, наследник миссии покойного Китченера. Новая британская делегация во главе с ним ожидалась 6 (29) января 1917 года.
Эта странная газетная шапка была, видимо, адресована русскому монарху и российскому правительству. И англичане постарались донести до царя, что они имели в виду, но, правда, специфическим способом.
30 декабря 1916 года Николай II сделает в своем дневнике лаконичную запись: «В 11 час. принял англ. Посла Бьюкенена и Барка»
[435].
Через несколько лет в 1923 году английский дипломат раскроет тайну их разговора, в котором прозвучало имя английского подданного, подозревавшегося в причастности к громкому преступлению, потрясшему империю.
Разговор, как явствует из мемуаров, затеял сам дипломат. Он не боялся показаться навязчивым. Бьюкенен считал своим долгом убедить Николая II в непричастности одного из своих соотечественников к ликвидации Распутина. В мемуарах, выпущенных в Лондоне шесть лет спустя после последнего царского новогоднего приема, сэр Джордж Бьюкенен вспоминал: «Я больше ничего не сказал о внутреннем положении, но, так как я слышал, что Его Величество подозревает молодого англичанина, школьного товарища князя Феликса Юсупова, в соучастии в убийстве Распутина, я воспользовался случаем заверить его, что подозрение это совершенно не основательно»
[436].
Сам тон и неожиданный поворот в беседе вызывают подозрение, что инициатором этого разговора был все-таки не британский дипломат, а Николай II.
Заметим: ни в публикациях петроградских газет за 1916 год, ни в документах полиции и прокуратуры имя этого англичанина оглашено не было. Информация Бьюкенена основана исключительно на его осведомленности о том, что царь знает о причастности молодого англичанина к убийству.
Кто мог быть источником этой информации для Николая II и мог ли такой человек быть вообще?
Предупреждения царю о действиях британской разведки поступали регулярно. «Государь заявил мне, – вспоминала Вырубова, – что знает из верного источника, что английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против их величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями. Государь добавил, что он намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров»
[437].
Как мы видели выше, в своих мемуарах Феликс Юсупов не делает секрета из анонимного школьного товарища – Освальда Рейнера. Более того, англичанин фактически открыто сопровождал князя даже в самый опасный для подозрений момент.
Сегодня известно: начиная с конца октября 1916 года из британского лазарета к дому Юсупова подъезжал крытый санитарный «Мерседес». Об этих визитах мы знаем из дневника шофера госпиталя Вильяма Кемптона, хранящихся в Архиве Красного Креста в Лондоне. В его машине к Юсупову приезжали сотрудники британской разведки Освальд Рейнер и Джон Скейл. Эти визиты зафиксированы в дневнике шофера 26, 29 октября, 3, 4, 9, 16, 28 ноября и хранятся в Архиве Красного Креста в Лондоне
[438].
Посол Бьюкенен в своих воспоминаниях также подтверждает осведомленность англичан о готовящейся ликвидации: «…за неделю до убийства Распутина я знал о предстоящем покушении на его жизнь»
[439].
Это утверждение английского дипломата согласуется с материалами прокурорского дела, которые следует повторить: «Около 12 часов дня Матрена Распутина ушла в гости, и, возвратившись домой в 11 часу вечера, застала дома отца, который ей сообщил, что он собирается в гости к „маленькому“, который еще за неделю пригласил его к себе, обещая за ним заехать. О предполагаемой поездке к „маленькому“ Распутин просил дочь никому не говорить ввиду того, что „маленький“ свое знакомство с ним почему-то скрывал. „Маленький“ был у Распутина всего раза три, и последний раз за неделю до указанного числа…»
[440]
Это означает, что именно 10 декабря, в момент, когда после уговоров и посулов Распутин подтверждает свой приезд на новоселье в гарсоньерку Юсупова, английскими высшими лицами в Петрограде принимается решение о его ликвидации. Но, конечно же, не лично Рейнером или Юсуповым, а еще одним «однокашником» Феликса, правда, закончившим Оксфорд чуть ранее.
Им был глава британской миссии при русском генеральном штабе Самюэль Хор.
Хор действительно встречался с депутатом Думы Пуришкевичем и утверждал, что был поставлен в известность относительно намерений некоторых лиц физически устранить фаворита: «Однако лишь после разговора с Пуришкевичем я понял, какое дурное влияние этот сибирский крестьянин оказывал не только на Российскую империю, но на весь ход войны. Не знаю, справедливо или нет, но для русского народа императорский фаворит был воплощением реакции в родной стране и предательства интересов союзников за рубежом. Пуришкевич и его коллеги в думе видели в этом человеке препятствие для любых смелых надежд и высоких идеалов, с которыми он и его друзья вступили в войну.
Несмотря на дебаты в думе и общее недовольство, осенью 1916 казалось, как будто власть этого дурного человека скорее растет. Зная, что у него очень хорошая охрана, я сомневался в осуществимости угроз Пуришкевича, если только Распутин не оставит своей обычной осторожности и, предавшись временной оргии, будет убит во время каких-нибудь уличных беспорядков»
[441].
