Мирослав Понизовский. 1 августа 2002 года. Париж
Этого парня Мирослав приметил еще во время
первой проверки документов, сразу после прилета. В аэропорту Шарль де Голль так
уж заведено, что паспортный контроль проводится практически дважды: сначала на
выходе из «рукава», соединяющего прилетевший самолет с территорией аэропорта,
то есть фактической территорией Французской республики, но здесь он проводится
бегло, лишь в первом приближении, а потом, уже толком, – в отведенных для
этого будочках, со всеми необходимыми атрибутами: пристальным вглядыванием в
лица, поисками по компьютеру, не зарегистрирована ли фамилия прилетевшего
русского в полицейских анналах... Ну и всякое такое.
Очередь русских, желающих как можно скорей
попасть на французскую землю, спешила, люди теснились и напирали, нервная
особа, стоявшая сзади Мирослава, порою подталкивала его довольно-таки сильно, и
одним из таких толчков Мирослав был плотно притиснут к стоящему впереди него
парню в светло-зеленой рубахе, с темно-русыми волосами. В шов, пересекавший
спину рубашки, была вшита фирменная марочка магазина «Буртон», и Мирослав невольно
сказал себе: «Ого!» «Буртон» соседствовал с Галери Лафайет и лишь незначительно
отличался уровнем цен. Мирослав и сам любил этот небольшой изысканный магазин.
В эту минуту парень подавал пограничнику свой
паспорт. Мирослав нечаянно, поверх его плеча, прочитал фамилию и имя,
напечатанные в документе: Alexej Chvedov.
«Что еще за Чведов? Что за фамилия такая
диковинная?»
Но тут же он вспомнил, что в загранпаспортах
фамилии и имена пишутся не по-английски, а по-французски. И буквосочетание «ch»
звучит не как «ч», а как «ш». То есть Chvedov означает на самом деле
обыкновенный «Шведов», а никакой не «Чведов».
Означает – ну и хорошо, эта информация не
имела никакого значения для Мирослава, поэтому он мигом выбросил
Чведова-Шведова из головы и, достав мобильник, в сотый раз попытался
дозвониться до Николь. Никто не взял трубку в ее квартире, не ответил и
сотовый. Само по себе это ничего не значило, однако Мирослав встревожился бы...
если бы не был и без того встревожен до предела. Нервы свои он ощущал физически,
и они напоминали что-то вроде размахрившихся веревок.
«Возьми себя в руки!» – в сотый же раз сказал
себе Мирослав и попытался хоть как-то отвлечься от навязчивой мысли: что
произошло с Николь? Догадок он настроил столько, что их хватило бы на сооружение
египетской пирамиды средних размеров, и снова ковыряться в причинах внезапных
вспышек гнева любимой женщины не было никакого смысла. Мирослав по опыту знал:
они с Николь непременно поладят, им главное – все спокойно обсудить! Но до
этого момента еще надо было дожить, и поэтому Мирослав принялся изо всех сил
рассеивать свое зацикленное сознание, отвлекаться от своей идеи фикс.
Жизнь аэропорта Руаси, или Шарль де Голль,
знакомая-перезнакомая (в Париж Мирослав приезжал не в первый раз и даже не во
второй), отвлечь его не могла. Ну добрались по сателлитам с их медленно
тянущимися транспортерами до багажного отделения. Ну подождали багаж... Ну не
первый раз Мирослав обратил внимание, что пассажирам, прибывавшим в первый
терминал, багаж выдают куда медленнее, чем тем, которых принимают в терминале
номер два. Второй терминал – для «Эр-Франс», «Люфтганзы», «Бритиш аэрлайнз» и
всяких таких престижных авиакомпаний. Там к пассажирам отношение чуточку
другое. Более почтительное. Почти по Маяковскому: «С почтеньем берут, например,
паспорта с двуспальным английским левою...» Ну а тут, в первом терминале, «не
повернув головы кочан и чувств никаких не изведав», выдают багаж пассажирам
африканских, азиатских и восточноевропейских авиапредприятий.
Да ладно, велика беда, подождать пять минут!
Ждать, если точно, пришлось семь, но и за эти
минуты Мирослав еще семь раз попытался дозвониться до Николь. С тем же успехом.
Ч-черт, как он ругал себя за то, что взял с собой тяжелую сумку с русскими
книгами, которые когда-то просила привезти Николь! Ну привез бы их в другой
раз, зато сейчас был бы ничем не связан, не стал бы ждать...
А вот и багаж. Мирослав еще издали увидел свою
сумку-тележку, схватил ее с транспортера и понесся к выходу, огибая какого-то
неспешно, нога за ногу, плетущегося парня в бледно-зеленой клетчатой рубахе.
Рубаха показалась знакомой, затылок парня
тоже. Ну да, Чведов – в смысле Шведов. Из вещей только легкая сумка на плече.
Чего, спрашивается, толкался без дела в багажном отделении? Почему не бежал
сразу на выход?
Понятно – праздношатающийся турист, которого
никто не встречает. И тут в голову Мирославу пришла мысль, от которой все его
беспокойство мигом улеглось. А что, если Николь примчалась в аэропорт его
встречать? А телефон отключила нарочно, чтобы сделать ему сюрприз? И он сейчас
выйдет из багажного отделения – а напротив двери стоит она, милая, дорогая,
ненаглядная, единственная...
Он сделал рывок, обогнул Чведова, выскочил в
дверь – и первое, что увидел, это листок формата А-4 с крупно напечатанными на
нем буквами: «ALEXEJ CHVEDOV!!!»
Именно так – с тремя восклицательными знаками.
Листок держал высокий худощавый парень с шалыми глазами и залихватскими усиками
и бородкой – совершеннейший д`Артаньян, Арамис или Атос с виду. На Портоса он никак
не тянул: телом не вышел. Но зато здорово напоминал памятник Анри Четвертому,
установленный на одноименном мосту, – разве что не позеленел от времени.
Между прочим, на улицах Парижа таких «Анри Четвертых» встречаешь очень часто.
Совершенно чистый гасконский тип!
То есть Чведова, оказывается, очень даже
ждали. А вот Мирослава Понизовского не ждал никто. Николь среди встречающих не
было...
Мирослав только собрался огорчиться, как вдруг
вспомнил, что Николь и представления не имела о том, что он прилетает. После
последнего телефонного выяснения отношений они больше не общались, о своем
намерении приехать Мирослав девушку не предупредил. Сорвался как бешеный,
пользуясь тем, что у него годовая виза во Францию, а на фирме сейчас легкое
затишье, успел звякнуть только своему давнему бизнес-партнеру в Париже, мэтру
Морану. Это уж для самооправдания: неловко ведь до конца признать, что
отправляешься в этот безумный вояж только из-за женщины... Якобы решил сочетать
приятное (штурм Николь) с полезным (встреча с Мораном и работа над документами,
до которых у них руки в прошлый раз не дошли).
Кстати! А не молчат ли телефоны Николь оттого,
что девушка уехала из Парижа? И очень просто – жаркое лето парижане (как и
москвичи) предпочитают проводить вне раскаленной столицы. Где-нибудь на
Лазурном берегу, или в Тунисе, или в Марокко. Николь нравилось Марокко. А может
быть, она уехала в Бургундию? Как это называется деревня, где у нее дом?.. Вот
черт, опять забыл.
