Что это его разбирает, интересно знать? Ведь
на отдых дан ему только нынешний день – завтра снова на работу. Лето – тяжкое
время: то одного приятеля заменяешь, то другого. Сегодня Веня, к примеру,
работал за себя, а завтра будет трудиться «за того парня», точнее, за Колю
Сибирцева, который поехал с женой и дочкой отдыхать аж на Сицилию. Жена
Сибирцева – жутко богатая дама, Колька вообще может бросить работу и
коллекционировать, к примеру, иномарки, но он по-прежнему вкалывает и вкалывает
на «Скорой», как маньяк. Да все они в какой-то степени маньяки, сущими
наркоманами стали на этой работе – наркоманами результатов собственного труда.
Приехать к незнакомому человеку... помочь... спасти! И Коля Сибирцев такой, и
сам Белинский, и два прочих его близких друга: Андрей Струмилин и Сашка
Меншиков. Белинский был старше ребят, все они пришли в «Скорую» чуть позже, чем
он, к тому же он давно уже был отцом семейства, а парни холостяковали несколько
лет, как вдруг один за другим женились, причем «лав стори» у каждого была одна
другой круче, и все нашли жен в процессе работы, и все у них происходило с
какими-то детективными приключениями, в которых воленс-ноленс приходилось и
Вене участвовать – на правах лучшего друга... Он еще удивлялся и даже подспудно
обижался: почему к этим ребятишкам приключения так и липнут, а его обходят
стороной? И вот в кои-то веки выпала и на его пути совершенно детективная
загадка, однако Вене она должна быть по барабану, потому что никак не
сопрягается с его судьбой, и вовек ему не узнать, кого убили в той странной,
необжитой квартире с пачками книг какого-то Сорогина, не выведать, кто
убийца... Вот уж правда что: не выходит каменный цветок! А потому ложись спать,
Данило-мастер, Веня Белинский! Не мучайся!
Он приподнялся и начал было стаскивать джинсы,
чтобы шмыгнуть под одеяло, где уже распростер свои объятия всеуслужливый
Морфей, однако в дверь позвонили.
Непонятно почему Веня кинулся в прихожую,
обгоняя тещу. Какая сила погнала его? Чего ждал? Разгадки нынешнего детектива?
Что надеялся услышать в ответ на свой сакраментальный вопрос:
– Кто там?
– Мы, мы, открывай! – услышал он
нетерпеливый голос своего сына Гошки. – Только имей в виду, пап, первой
войдет собака.
– Кто?!
– Собака. Мы только что познакомились, и
я ей страшно понравился. Она хочет у нас жить. Мы с ней теперь как родные
братья! – радостно возвестил Гошка.
– Что?! – вскричала Алевтина
Васильевна, прибежавшая из кухни в разгар диалога, и возмущенно распахнула
дверь, занося на всякий случай ногу, чтобы предотвратить проникновение в
квартиру приблудной псины. Слава богу, Венина теща не отличалась проворством
движений и не успела встретить пинком внука Мишку, который стоял на
четвереньках и лаял.
– Я же говорил, что мы близки, как родные
братья! – в восторге орал Гошка.
Веня похлопал в ладоши, оценив качество
детских забав, и вернулся в спальню. Улегся, ожидая, когда вступит в свои права
заждавшийся Морфей... И снова перед глазами возникли серые пачки с этикетками:
«Владимир Сорогин. «Приключения людоеда Васи», «Приключения людоеда Кости».
Какая-то мысль мелькнула, какая-то догадка... мелькнула – и исчезла, потому что
как раз в это мгновение сработал Морфей, и Веня наконец-то заснул крепким сном,
который не тревожили ни людоеды Костя и Вася, ни убитый незнакомец, ни агитатор
Холмский, ни, само собой разумеется, пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий
Пилат.
Валерия Лебедева. 30 июля 2002 года. Нижний Новгород – Париж
С ранней юности Лера побаивалась этих
загадочных существ противоположного пола. Она росла некрасивой, замкнутой
толстухой, на которую парни просто катастрофически не обращали внимания. Лера
привыкла к мысли о том, что никому не интересна, причем настолько прониклась
этим мнением, что невольно начала внушать его другим. Получался этакий
замкнутый психологический круг, в котором она и вращалась почти всю жизнь, не
замечая ни заинтересованных взглядов мужчин, ни собственной, внезапно
расцветшей красоты. Более того: убеждение в собственной никудышности
накладывало отпечаток на все, чем она только ни занималась, и даже жизненные
успехи (случались же и у нее не только неудачи, но и успехи!) не могли сбить ее
с этой точки зрения. Лера жила с уверенностью, что удачи в ее судьбе –
случайность. У нее было несколько любовных романов, как же без этого, но ее
неуверенность в себе губила их. Она всегда была словно бы благодарна мужчинам
за то, что те удостоили ее своим вниманием. А ведь мужскую братию не зря
называют зверями или животными. Они уважают только такую женщину, в которой
видят суровую, даже беспощадную дрессировщицу, ну а почуяв слабину, охотно куснут
ту руку, которую только что лизали... а то и схрумкают самую хозяйку вместе с
рукой. Именно поэтому Лера дожила одинокой почти до тридцати лет, и любовные
неудачи, а также тщательно скрываемая, презираемая, но все-таки существующая
зависть к устроенным, замужним, богатым подругам еще больше усиливали ее
неуверенность в себе.
Сыграли тут свою немалую роль и родители. Они
прочно пропитались презрением дочери к себе самой и всячески поддерживали в ней
эту позицию. Мать была учительницей французского языка, и именно благодаря ей
Лера знала французский и английский. Но не столь хорошо, как хотелось бы
матери, а оттого она была в семье как бы двоечницей. Отец же... отец был
преподавателем древнерусской литературы в университете, а значит, жил с
непоколебимой уверенностью, что все лучшее уже написано. И давно! Самое позднее
в XIX веке. Он делал некоторые снисхождения лишь для Булгакова, но это кем надо
быть, чтобы не рухнуть на колени перед Мастером! Когда Лебедев-старший узнал,
что его собственная дочь вдруг стала писать, то все снисходительное, чуточку
жалостливое презрение, которое он испытывал к ней всю жизнь, воплотилось в
одном кратком определении ее нового ремесла. Теперь он называл Леру не иначе
как «известная кропательница дамских романов», возмущенно восклицая: «Да как
можно набраться наглости браться за перо, когда уже писал Булгаков!» Робкие
оправдания Леры в том, что она пишет не пером, а на компьютере, только еще пуще
злили отца, и это не добавляло, отнюдь не добавляло Лере самоуверенности.
Внезапная трагическая гибель родителей (год назад электричка, в которой они
возвращались с дачи, столкнулась с товарняком, было очень много жертв) только
усилила депрессивное состояние Леры. И так бы оно и шло из года в год, так бы
Лера и продолжала смотреть на себя, как на неисправимую неудачницу, если бы
вдруг однажды – это произошло именно вдруг, как и положено в настоящем
приключенческом романе! – не оказалась в одном купе с молодой красивой
парой.
