– На дорогу смотри. Потом обсудим
ситуацию, у Себастьена. Жаль, конечно, что все сорвалось, но я верю, что
Флоранс не просто так кинулась оттуда бежать.
– Верю, верю... – пробормотал
Тьерри. – Да этой шлюхе вообще ничего нельзя доверить!
– Молчи, педик поганый! – ткнула его
кулаком в спину Флоранс, но Бенуа с силой оттолкнул ее:
– А ну, хватит! Оба вы хороши, понятно?
Ты тоже, Тьерри, к примеру, чьи документы в автобусе стащил? Чьи, вспомнил? Вот
и молчи!
– А чьи, чьи? – с жадным
любопытством спросила Флоранс, радуясь ошибке противного негра.
– Ладно, теряем время! – рявкнул
Бенуа. – Все разговоры и выяснения отношений потом. Сейчас самое время
побеседовать с нашими «русковыми», пока они не смылись из квартиры или не начали
названивать в полицию.
Он достал мобильный телефон и набрал номер. И
едва успел жестом потребовать молчания от Тьерри и Флоранс, которые все еще зло
переглядывались, в любое мгновение готовые устроить новую заварушку, как после
первого же гудка раздался встревоженный голос:
– Алло! Алло! Я слушаю!
Бенуа на всякий случай воздел стиснутый кулак,
требуя от приятелей полной тишины, и мягким голосом проговорил:
– Са ва
[15]
, мсье По-ни-соф-ски?
– Cа ва бьен!
[16]
– настороженно отозвался русский. –
Кто это? С кем я говорю?
– Неважно, – с улыбкой молвил
Бенуа. – Пока мы с вами незнакомы. Но зато я хорошо знаком с мадемуазель
Брюн.
Голос в трубке на миг пресекся:
– Вы знаете, где она?!
– Конечно.
– Это вы ее похитили?
– Ну, можно и так сказать, –
уклончиво ответил Бенуа, который по жизни придерживался правила: не врать
больше, чем это необходимо, потому что так недолго и запутаться. Между прочим,
провал Флоранс подтверждал именно эту расхожую истину. Они заврались,
переусложнили ситуацию – и вот пожалуйста: запутались, как собаки в слишком
длинных поводках.
– Что с ней? Она жива?
– Пока – да. Дальнейшее, сами понимаете,
будет зависеть от вас. От вашего благоразумия.
– Ничего не понимаю! – с отчаянием
пробормотал русский. – Не понимаю, чем я-то могу быть вам полезен?! Ну да
ладно, говорите, что я должен сделать?
– Се тре бьен!
[17]
– восхитился таким деловым подходом
Бенуа. – Мне нравится ваше настроение. Думаю, мы поладим. Вы ведь на
многое готовы ради вашей Николь, верно?
«Русков» нервно перевел дыхание:
– Да говорите же, черт вас дери, что вам
нужно?!
– Немного. Всего лишь вашу подпись на
одном соглашении.
– На каком соглашении? О чем нам с вами
соглашаться?
– Соглашаться будете только вы, мсье
По-ни-соф-ски. Соглашаться на отказ от всех прав, предусмотренных для вас в
некоем документе.
– Каких прав?! В каком еще документе?!
– Бесполезно расспрашивать. Этого вам
знать не нужно. В одном могу вас заверить: это никак не ущемляет ваших
интересов в России и контактов вашей фирмы во Франции.
Бенуа говорил, а сам с удовольствием
вслушивался в звучание собственного голоса. Нет, не зря Себастьен заставил его
вызубрить наизусть все эти округлые фразы. Они звучат так весомо, так
убедительно. И в то же время из них совершенно ничего невозможно понять. Ох и
молодцы эти стряпчие, ох и хитрецы! Он и раньше уважал Себастьена, который,
собственно, и додумался до этого отказа от прав, который дотянулся даже до
России и сплел такую паутину, что в ней неминуемо должны были запутаться все
эти три жирные мухи... нет, не мухи, а пчелы-медоносы. Себастьен сказал: «Я
хорошо знаю людей такого сорта, как этот Понисофски. Он опытный бизнесмен, и с
ним надо разговаривать не на вашем варварском молодежном сленге, а языком
деловых людей. Только тогда он захочет тебя выслушать, только тогда ты сможешь
от него хоть чего-то добиться». И похоже, Себастьен прав. По-ни-соф-ски
оказался весьма покладист. Так что, пожалуй, во всех этих разговорах о пользе
образования что-то есть! Может быть, есть смысл прислушаться к беспрестанному
нытью маман, которая никак не может простить Бенуа за то, что он в свое время
бросил школу и не пожелал пойти учиться дальше. А почему бы и не задуматься об
этом теперь, когда ему светят самые большие деньги, которые он когда-нибудь
сможет заработать? Получить образование, стать таким же хитрецом-крючкотвором,
как Себастьен, самому придумывать вот такие увесистые, многозначительные
фразы...
Но до этого еще очень далеко. Деньги всего
лишь светят издалека, так что пока рано делить шкуру неубитого медведя. Чтобы
все это сбылось, надо как можно скорей вырвать подпись из «рускова».
– Вам нужна только моя подпись? – В
голосе «неубитого медведя» между тем зазвучало недоверие. – Видимо, мне
придется ее заверить у нотариуса?
– Совершенно верно, – согласился
Бенуа. – Но не стоит беспокоиться. Нотариус сам приедет к вам. Со всеми
документами. И как только все будет надлежащим образом оформлено, вы получите
свою девушку в целости и сохранности. Уверяю вас, что ей не причинено ни
малейшего вреда. Пока... Но вы должны знать: за вами следят, квартира и весь
дом мадемуазель Брюн находятся под наблюдением. Телефоны прослушиваются. Если
вы вздумаете связаться с полицией, вам это дорого обойдется. Очень дорого. Вы
поняли?
– Я понял, – после паузы отозвался
русский. – Я согласен. Но чем вы мне докажете, что с Николь все в порядке?
Что она жива? Что вы меня не обманываете и отпустите ее после того, как я
подпишу эту бумагу?
– Тут уж вам придется поверить мне на
слово, – с ноткой обиды ответил Бенуа. – Поверить, что мы не
преступники, а деловые люди. И если вы нас не вынудите сделаться преступниками,
все будет хорошо, никто не повредит ни вашей девушке, ни вашему будущему
ребенку. Их жизни – не более чем форма залога. Это понятно?
– Что?! – потрясенно выдохнул
русский. – Что-о?!
Бенуа напрягся. В чем дело? Он что-то
перепутал в сложных словесных конструкциях, нагроможденных Себастьеном? Что-то
не так сказал?
– Какой ребенок? Вы о каком ребенке
говорите? Николь... она что, беременна?!
