Мирослав слабо покачал головой:
– Погоди, дай соберусь с мыслями, а
то... – Тупо уставился в стену. – Нет, это же надо, а! Теперь
понятно, почему она от меня четыре месяца скрывалась. Не хотела, чтобы я знал!
Ну, Николь... Это жестоко. Что я ей сделал, что она не хотела, чтобы я знал про
собственного ребенка? Ни слова. Ни письма. Ни звонка. А может быть... –
Догадка ударила так, что он даже за сердце схватился. – А может быть, это
не мой ребенок? Может, у нее появился другой мужчина, от которого и...
Он даже не соображал, что размышляет вслух,
пока не раздался голос Шведова:
– Не понял! Что ты говоришь? Твоя
девушка, что, беременна?!
– Ты представляешь? – хмыкнул
Мирослав. – Вот уж правда что – муж всегда узнает все последним.
– Так вы с ней женаты или нет? –
недоумевающе спросил Шведов. – А я так понял, у вас неформальные
отношения.
– Да какая разница: формальные –
неформальные, женаты – не женаты? В том-то и дело, что я фактически считаю ее
своей женой, мне никакая другая женщина не нужна. И я не могу понять, как она
могла скрывать от меня, что беременна! Единственное объяснение – если не от
меня. – Он понурился.
– Слушай... – задумчиво начал Шведов.
Они перешли на «ты» как-то незаметно, но сейчас это было совсем неважно,
напротив – прежняя церемонность казалась чем-то диким. – Слушай, а не
может такого быть, что эти бандюги нарочно про ребенка сказали, чтобы сделать
тебя еще более покладистым?
– Это вовсе не исключено! –
уставился на него Мирослав. – Но какой во всем этом смысл? Какая мне
разница: беременна Николь или нет? Я так и так ради нее на все готов, с
ребенком она или нет, что мне какую-то там бумагу подписать?!
– Ну, они же, наверное, не знают, что ты
так сразу согласишься, вот и решили подстраховаться, – пояснил
Шведов. – А... что это за бумага, которую ты должен подписать?
– Не сказали, – угрюмо отозвался
Мирослав. – Ничего толком не объяснили. Просто поставили пред фактом:
через четверть часа здесь будет нотариус. Он заверит мою подпись на отказе от
каких-то моих прав – и все, я узнаю, где они держат Николь. Разумеется, если не
позвоню в полицию и буду послушен, аки дитя малое.
– Не слабо... – протянул
Шведов. – А если, к примеру, ты в этой бумаге подпишешь отказ от всех прав
в своем бизнесе? Так, на минуточку?
– Это невозможно, – отмахнулся
Мирослав. – Не та форма собственности. Я могу подписать только соглашение
о продаже предприятия. Или дарственную. Разумеется, ради Николь я и на это
пойду, однако тот тип, который со мной разговаривал, уточнил, что соглашение
сие никак не затрагивает моей собственности в России и, как он выразился,
контактов во Франции. Получается, они очень хорошо о моих делах осведомлены!
Интересно, через кого? С другой стороны, я тут со многими брачными фирмами
работаю, так что... Ладно, что толку голову ломать? Все равно не миновать мне
эту бумагу подписывать. Уже пять минут прошло, значит, через десять-двадцать...
Его прервал новый телефонный звонок. Мирослав
метнулся к аппарату, однако мелодичный напев ничем не напоминал размеренные
звонки, звучавшие раньше.
– Постой-ка! – вдруг воскликнул
Шведов, вслушиваясь в мелодию. – Да ведь это песня! Старая такая песня, наша,
русская... – И он напел: – Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно
тра-та-та-та, словно та-ра-та-та... Можешь совсем уйти, только свети, свети!
– Эта мелодия записана на мобильнике
Николь! – закричал Мирослав. – Я сам ей записывал! Ищи, где звенит!
Ищи!
Долго искать не понадобилось. Звон явно
доносился из стенного шкафа. Мирослав распахнул его, сорвал с вешалки легкий
шелковый пиджак, выхватил из кармана телефон:
– Алло! Алло, я слушаю!.. Что вы
говорите? Вам нужна Николь?! А кто... кто это? Кто это?
Он говорил по-русски. Осознав это, Шведов чуть
ли не в пляс вокруг него пустился, сделав умоляющее лицо и тыча пальцами в
сторону телефона. Наконец смысл его прыжков и гримас стал понятен Мирославу, и
тот нажал на кнопку громкой связи. Тотчас в комнате зазвучал мягкий мужской
голос, говоривший по-русски совершенно свободно, лишь с легким и приятным
акцентом:
– Меня зовут Жерар Филиппофф. Могу я
поговорить с мадемуазель Брюн?
– Нет, ее сейчас нет в Париже.
– Конечно, нет, – усмехнулся
Филиппофф. – Я прекрасно знаю, что она в Бургундии. Но ведь я и не звоню в
Париж. Или... прошу прощения, может быть, я по рассеянности набрал не тот
номер? Неужели я позвонил ей на квартиру? Но, сдается мне, я набирал номер ее
мобайла, то есть мобильного телефона?
– Да, правильно, вы набрали именно
его, – с трудом владея голосом, ответил Мирослав. – Просто ее телефон
остался в Париже. А... где, вы говорите, Николь?
– Простите, с кем имею честь? –
спросил, вернее, осведомился Филиппофф.
– Меня зовут Мирослав Понизовский. Я... друг
Николь.
– То есть как? – изумился
Филиппофф. – Неужели вы – тот самый господин Понизовский?!
– Какой тот самый? Что вы имеете в
виду? – насторожился Мирослав.
– Ну, сколь мне известно, тот самый, с
которым у Николь был пылкий любовный роман, – суховато сообщил
Филиппофф. – Затем вы расстались, к великому огорчению мадемуазель Брюн.
Не хочу показаться неделикатным, мсье, однако вы совершите роковую ошибку, если
покинете Николь. Она чудесная девушка, которая может составить счастье любого
мужчины. Не позволяйте вашей гордости встать между вами!
– Моей гордости?! – взревел
Мирослав. – Кой черт?! Кто говорит о гордости? Я нарочно приехал в Париж,
чтобы... – Он так орал, что сорвал голос и закашлялся.
– Что же вы не сообщили Николь о вашем
приезде? – с укором спросил Филиппофф. – Думаю, тогда она не отбыла
бы в Бургундию. Конечно, она хотела доставить мне удовольствие своим скорейшим
приездом, вот видите, так спешила, что даже мобайл забыла в Париже, однако,
поверьте, я мог бы подождать день-другой, если бы знал о вашем грядущем
приезде...
– Погодите! – прохрипел
Мирослав. – Почему она должна была доставить вам удовольствие? Какое
удовольствие вы имеете в виду? Кто вы вообще такой?!
– И почему так хорошо говорите
по-русски?! – не выдержав, закричал Шведов.
