– Какое странное эхо! – откровенно
усмехнулся Филиппофф. – Или это, как принято теперь выражаться на моей
этнической родине, группа поддержки мсье Понизовского? Так вот, достопочтенные
господа, я хорошо говорю по-русски всего лишь потому, что наполовину русский.
Мой отец оказался во Франции во время Второй мировой войны, а после прихода
союзников не захотел возвращаться в Россию.
– Враг народа! – мрачно
констатировала «группа поддержки».
– Вернее, сын такового, – без всякой
обиды согласился Филиппофф. – Мой дед был репрессирован и умер на
Соловках. В довершение к этому «греху» отец оказался на оккупированной
территории – в Брянской области, был угнан во Францию, ну а там дал согласие
перейти на службу к оккупационным войскам.
– Еще и предатель! – яростно выдохнул
Шведов.
– Это вопрос сложный. Ему не за что было
любить Советскую Россию – это правда. И он ее предал. Но той, другой, истинной
России он оставался верен. Я мог бы порассказать вам об этом немало
любопытного. Но, видимо, в другой раз. Пока же наш политический диспут
несколько затянулся, а мне срочно нужно связаться с Николь.
– Да кто вы такой?! – снова вопросил
Мирослав.
– То есть как – кто? – удивился
Филиппофф. – Разумеется, клиент мадемуазель Брюн. Неужели вы забыли? Год
назад я обратился в ее фирму с просьбой познакомить меня с русской девушкой,
которая отвечала бы моим требованиям, и Николь удалось найти такую особу! Она
рассказывала мне, что вы и Николь случайно оказались с этой девушкой в одном
купе. Ну вспомните, вспомните! Она родом из Нижнего Новгорода, и у нее
поразительно красивое имя – Валери! – Филиппофф счастливо, громко
вздохнул. – Мадемуазель Валери вчера прилетела в Париж, а уже сегодня они
с Николь отправились в Бургундию, чтобы побывать в Мулен и заодно встретиться
со мной. Мы договорились, что в пять часов встретимся на въезде в Мулен, однако
ко мне неожиданно приехал один важный посетитель. Видите ли, три года назад
умер мой отец...
Он перевел дух, и Мирослав, хорошо знакомый с
французскими правилами приличия, которые включают в себя не только
безукоризненное обращение со столовыми приборами, но и некоторые обязательные
формулы, успел ввинтиться в возникшую паузу с одной из таких формул.
– Мои соболезнования, – сказал он
сдержанно, с тончайшим оттенком сочувствия.
– Благодарю. Отец оставил довольно
своеобразное завещание, и некоторые обстоятельства его начали выясняться только
сейчас. Мой посетитель привез мне кое-какие бумаги... именно поэтому мне
пришлось задержаться. Дела еще и сейчас не закончены. Я звонил Николь, чтобы
предупредить и отложить встречу, но ее телефон не отвечал. Как я теперь
понимаю, неудивительно, если она забыла его в Париже. Сама-то она уже в
Бургундии. Вообразите, четверть часа назад ее «Смарт» промелькнул мимо моих
окон, но так быстро, что я даже знак подать не успел.
– Ничего не понимаю! – выдохнул
Мирослав. – А где находятся ваши окна, мимо которых промелькнул «Смарт»
Николь?
– Летом я живу в Нуайре. Там имение моих
французских предков. Это тоже в Бургундии, в двенадцати километрах от Мулен.
Неужели вы не слышали о Нуайре? Быть такого не может! Но ведь вы, конечно,
смотрели чудный фильм «Большая прогулка»? Вообразите, он снимался именно в этом
прелестном городке. Не весь, конечно, а только некоторые сцены. Помните, как
французы попадают на вечеринку к бошам... я хочу сказать, к германцам, которые
скачут верхом на стульях? Вот это было снято в нашем...
– Погодите! – закричал Мирослав,
окончательно потерявший терпение от этой любезной словоохотливости, а вернее
сказать, болтливости. – К черту «Большую прогулку»! К черту скачки на
стульях! К черту бошей, германцев, французов и всех на свете! Скажите еще раз –
когда вы видели Николь?
– Четверть часа назад. Она в своем
«Смарте»...
– Вы это уже говорили! Но как можно
уверять, что вы видели именно ее? Она была в машине, а вы, видимо, смотрели из
окон своего замка?!
– Точнее, офиса, – с усмешкой
поправил Филиппофф. – Но это не помешало мне узнать номер ее автомобиля,
это во-первых. А во-вторых, погода нынче стоит необыкновенно теплая, а машина Николь
– новой модели, со съемным верхом. И на сей раз он был вот именно что снят – по
случаю удушающей жары. Поэтому я отлично разглядел Николь. А рядом с ней еще
одну прекрасную даму с восхитительными русыми волосами. Судя по всему, это и
есть Валери.
– Я не могу, – выдохнул
Мирослав. – Скажите еще раз, умоляю!
– Да ради бога... – начал Филиппофф
с той же своей обаятельной, чуточку насмешливой манерой, как вдруг голос его
пропал.
– Алло! – завопил Мирослав. –
Мсье Филиппофф! Где вы? Жерар! Жерар Филип! О черт, что я несу?! – Он с
ненавистью уставился на мобильник. – Зараза! Вот же зараза! Видимо,
зарядка кончилась.
– Да черт с ней. – Шведов
предусмотрительно вынул из рук Мирослава телефон, пока тот не шваркнул им
возмущенно о пол. – Немедленно позвони в эту самую Бургундию и узнай, там
ли Николь. Вот и все.
– Да у нее в деревенском доме нет
телефона! – взревел Мирослав. – Слишком дорогая плата, и, как только
там установилась хорошая сотовая связь, Брюны отказались от номера.
Гос-споди... Как я мог забыть это название. Мулен – мельница, ну все равно как
Мулен Руж. Красная Мельница! Мулен-он-Тоннеруа... Да что же это такое
происходит?! Что теперь делать, совершенно не понимаю!
– Как что? – уставился на него
Шведов. – Ты с ума сошел, что ли? Надо немедленно ехать в этот самый
Мулен. Ты знаешь, где это?
– Ни разу там не был, но что тут особенно
знать? В Бургундии! Найдем как-нибудь.
– Так ведь она, чай, большая,
Бургундия-то! – по-детски испуганно расширяя свои янтарные глаза,
пробормотал Шведов. – Где станешь этот Мулен искать?
– Во-первых, мы знаем, что это двенадцать
кэмэ от Нуайра, а во-вторых, тут дорожные карты на каждом шагу продаются.
Возьмем напрокат машину – и вперед, по абрису! – И он вдруг запел,
совершенно не помня себя от возбуждения:
Все перекаты да перекаты,
Послать бы вас по адресу,
На это место уж нету карты,
Идем вперед по абрису,
На это место...
– Как это – возьмем напрокат машину? А
кто ее поведет? – перебил его Шведов, глаза которого стали еще больше.
– Я, конечно, – пожал плечами
Мирослав.
– А права?!
