Могила была тщательно забетонирована, а потом
устлана изнутри большими коврами. На ковры установили гроб – большой, дубовый,
украшенный неимоверным количеством позолоты, – а рядом начали громоздить
новехонькие, только что привезенные из магазина вещи, вынимая их из коробок или
пакетов: дубленку, сапоги зимние и осенние, кожаное пальто, стопку рубашек,
белье, костюм, потом проигрыватель, десятка два компакт-дисков (среди них Веня
заметил записи своего любимого Армика и понял, что покойный тоже любил хорошую
гитару), компьютер-ноутбук, сканер, еще какую-то орг– и бытовую технику, вплоть
до пылесоса фирмы «Бош»... Потом все это вновь прикрыли ковром, а сверху
заварили железную плиту. И лишь тогда насыпали могильный холм. А затем все
присутствующие на похоронах цыгане (там были только мужчины, все как один в
черных кожаных куртках и кургузых черных шляпах) по очереди начали доставать
свои сотовые телефоны, набирать номер и что-то быстро, взволнованно говорить.
Потом Вене объяснили, что они звонили на тот мобильник, который лежал в кармане
покойного. Гудки из-под толщи бетона и земли не доносились, однако в телефоне
был включен автоответчик, и друзья-товарищи наговаривали прочувствованными
голосами наилучшие пожелания усопшему. Отчего-то эта сцена произвела на
Вениамина огромное впечатление.
«Да, братья скифы, – подумал он
тогда, – вам такое и не снилось!»
А сейчас ему вдруг представилась не помпезная
цыганская могила – вернее, захоронение, – а какая-нибудь канава, где
валяется скорченный труп Ди-Кэй Холмского, незадачливого агитатора...
Снова раздался звонок, и Климушкин порывисто
схватил трубку:
– Да? Ну что? Что-о?
И, прикрыв микрофон ладонью, озадаченно
взглянул на Белинского:
– А вы знаете, что ваш приятель Данила
Константинович Холмский, прописанный в городе Богородске по улице Ленина, дом
двадцать четыре, квартира шестнадцать, разыскивается по подозрению в совершении
убийства неизвестного человека?
Белинскому показалось, что его трижды крепко
стукнули по голове. Первый раз – известием о том, что Холмского зовут Данилой,
совершенно как того мастера, у которого никак не выходит по жизни каменный
цветок. Второй раз Вениамина стукнуло самой информацией о том, что все-таки
Холмского разыскивают. Неужели милиция нашла неопровержимые доказательства
того, что убийца – он?! Третьим ударом для Белинского было сообщение, что труп
в квартире на улице Минина до сих пор не опознан.
Ничего себе! Даже он, сущий дилетант сыска,
выяснил личность убитого за несколько минут. А люди, которые обладают такими
возможностями, до сих пор чухаются! Правда, Вене случайность помогла... Нет, не
случайность, а логика! Эти же служители правопорядка, которые обладают силами и
средствами не в пример Вениным, до сих пор не знают имени убитого. Третий день
идет со дня убийства, третий! Можно ручаться, что охота за Холмским установлена
лишь потому, что он оставил в квартире свои бумаги. И милиция решила пойти по
самому легкому пути.
Однако... однако куда все же подевался Данила
Холмский?!
– Так знаете или нет? – выдернул
Веню из его размышлений голос Климушкина.
– О том, что Холмского ищет
милиция? – Он пожал плечами. – Подозревал, что такое могло произойти.
Но почти уверен, что это ошибка.
– Ошибка в приговоре... – пробормотал
Климушкин, и Веня вспомнил, что этот нестарый еще, полувека не проживший
человек дважды страдал не то от судебных ошибок, не то от наглой подтасовки
фактов следствием и обвинением, результатом чего стали две отсидки – очень
может быть, что и незаслуженные...
И тут он вспомнил свои страхи насчет судьбы
безвестно сгинувшего агитатора.
– А скажите... – Белинский мгновение
помедлил в нерешительности, потом решил воспользоваться возможностями, которые
ему предоставлял Климушкин, до конца. – Понимаете, меня очень беспокоит
судьба этого парня. Я подозреваю самое худшее. Нельзя ли по вашим каналам
как-то разузнать, не находили ли в последнее время – буквально за два-три
последних дня – человека без документов?
– Вы имеете в виду – не находили ли
неопознанный труп? – деловито и хладнокровно уточнил Климушкин. – Я
попытаюсь узнать, но тут уж придется полагаться на ту информацию, какой
располагают менты.
– Я понимаю, – кивнул Белинский и
выслушал, как Климушкин продиктовал по телефону новые указания.
В это время их позвали к столу, наскоро
собранному, как объяснила с извиняющейся улыбкой Олеся Климушкина, однако это
торопливо организованное застолье могло показаться врачу со «Cкорой»
натуральным лукулловым пиром. Впрочем, насладиться пиром не удалось. Только сели,
как подал голос телефон Вени: звонили со станции, последовал вызов из Верхних
Печер, где человек обнаружил у себя ножевое ранение.
– Как это – обнаружил? – озадачился
Веня. – Это что, пятак, забытый в кармане?!
– Не в кармане, а в позвоночнике, –
уточнила Света. – И не пятак, а осколочек ножика там, кажется, застрял.
Короче, пришел мужчина с грандиозной пьянки, лег спать, дрых ночь и почти весь
день, а когда жена вернулась с работы и, сердитая, начала его будить, вдруг
видит – муж-то мирно спит в луже крови! С трудом вспомнил, что его кто-то в той
компании чем-то ударил. Женщина уверяет, что в спине виден осколок ножа.
Поезжай, короче, Веня, посмотри, что там и как, а то больше некому. Сегодня
весь народ как с ума сошел, знай накручивают «03», все восемь машин в разгоне!
– Считай, что мы уже в пути, – не
без печали ответил Вениамин, призывая на помощь чувство долга. Обычно тщательно
вымуштрованное, оно нынче что-то еле-еле переминалось с ноги на ногу где-то в
прихожей. И дело было не только во вкусной еде, хотя доктор Белинский
проголодался, что и говорить. Обидно было уехать, так ничего и не узнав о
судьбе Данилы-мастера, то есть, тьфу, Данилы Холмского.
– Ехать пора? – огорченно спросила
Олеся Климушкина. – А как же паштет? Смотрите, какой чудный, это не
магазинный, я сама делала.
Паштет?! По опыту жизни Веня знал: если он
возьмется за паштет, оттащить его можно будет только за уши, да и то – втроем.
И чувство долга тут не сдюжит. Бог ты мой, до чего этого паштету хотелось! И
вдруг он вспомнил, как лихо отшиб себе нынче аппетит более чем на полдня.
Почему бы не прибегнуть к тому же способу?
– Андрон Николаевич, вы Сорогина не
читали случайно? – он спросил с самым невинным видом, тотчас ощутив, как
комок перекрыл пищевод, а все вкусовые рецепторы съежились, свернулись, словно
обваренные кипятком. Вот и хорошо, теперь он с легкой душой отвернется от
изобильного стола вообще и от паштета в частности.
Впрочем, не все сочли, что это хорошо.
