Шведов Алексей Викторович, известный под
псевдонимом Владимир Сорогин, был прописан по улице Маршрутной, шестьдесят
семь, квартира восемь. Это доктор Белинский узнал, воровато прошмыгнув после
того, как сменился с работы, в адресное бюро: снова напрягать тещу не хотелось.
Знание места жительства Шведова ничем особенным Белинского не обогатило: улица
Маршрутная находилась на самой глухой Автозаводской окраине, туда добираться
часа полтора, никак не меньше, да еще с пересадками. Может, и ходила прямая
маршрутка или «Автолайн», но доктор Белинский таких подробностей не знал. Все,
что он мог, это узнать домашний телефон Шведова в справочной и позвонить по
нему. На звонки никто не отозвался, и это не слишком-то удивило Вениамина:
хозяин означенной квартиры находился в морге. Конечно, у него могли быть жена и
дети, которые подняли бы трубку, однако что-то подсказывало Вене:
Шведов-Сорогин был одинок. Окажись у него семья, его стали бы искать, и тогда
неопознанный труп перестал бы таковым считаться, обрел бы имя, фамилию и
отчество. Да, Шведова-Сорогина не искали. Возможно, конечно, домочадцам просто
плевать на его судьбу? Или они даже рады, что Шведов исчез? Если читали его
рассказы – да, это было вполне объяснимо!
Но все-таки Веня почти не сомневался в полной
изоляции, в полном одиночестве Сорогина.
Ладно, он одинок. А Холмский исчез. И снова
тупик, так получается? Данила-мастер мог сбежать в родимый Богородск, но,
видимо, не сбежал, если по-прежнему значится в розыске. Отсиживайся он дома,
его уже сцапали бы...
Впечатления дня накручивались на стержень
сознания, как проволока на катушку. Климушка – бесценный помощник: сколько
информации благодаря ему поимел сегодня Белинский! Надо надеяться, сын
Климушкина уже выздоровел, водка с укcусом – более чем действенное средство...
От слова «укcус» мысль естественно перетекла к Ларисе Вятской. Как она там?
Надо будет позвонить в 33-ю больницу. А еще – не позвонить ли ее отцу, не
узнать ли, как он себя чувствует?
Но это потом. Все-таки надо попытаться уснуть.
Ведь невозможно до чего-то додуматься, не имея совершенно никаких данных! Спи,
спи, Венечка! Понятно, что тебе до смерти охота сорваться и ринуться на эту
самую улицу Маршрутную. Но это полная чепуха, не твое это дело – расследование
преступлений. Не твое! Для такого дела особый талант нужен, а тебя только
любопытство влечет. Твое дело – конкретное, любимое – людей лечить. Диагност из
тебя получился бы замечательный, пойди ты по этой стезе, да и врач-спасатель –
тоже хоть куда.
Правда, бывают случаи, когда ты своим
наметанным взглядом сразу ставишь диагноз и понимаешь: этого человека не
спасти. Срок его жизни отмерен. Вот если вернуться к Вятскому... О таких в
старину говорили: «Не жилец!» И не столько болячка сердечная его гнетет,
сколько глухая тоска. Дочь, видимо, он любит до безумия, эта любовь его и
подкосила. Что ж такое приключилось с Ларисой Вятской, что могло довести ее
отца до полубезжизненного состояния?
Так... все по новой, да, Веня? Опять за свое?
Не Сорогин, так Вятские?
Он вертелся с боку на бок, словно марионетка,
которую кто-то дергает за нитки. Нитками были мысли.
Вряд ли несчастья Ларисы связаны с делами
сердечными. Что-то тут другое... причем это известно соседям. Те два жестоких
красавчика-близнеца, к примеру, отлично знают, что приключилось с Эллочкой, как
они ее называют. Что это они болтали?
«Про то, что она Лариса, все давно уже забыли!
С самого лета ее только Эллочкой зовут».
А когда Веня удивился, дескать, почему, один
из близнецов ляпнул: «А вы разве не читали в газете?..»
Что ж такое должно быть в газете про
Ларису-Эллочку? И с чем связано для Вениамина это имя – Эллочка – довольно-таки
миленькое имя, между прочим, – что при воспоминании о нем тошнота
подкатывает к горлу?
Газета, газета... Газет много. Центральные,
областные, городские. Государственные и частные. Приличные и скандальные.
Однозначно – надо искать в скандальной городской.
«Ага, все-таки ты будешь искать?» – ехидно
спросил кто-то – может, привычно покинутый Морфей? Веня угрюмо кивнул. Морфей
окончательно разозлился и подал в отставку, а Белинский пошел к письменному
столу. Где-то тут в ящике должен валяться читательский билет областной
библиотеки. Посмотреть, со скольки работает зал периодики. Тот, который
притулился в старом храме на Ильинке. Так, вот билет... На обороте отпечатано
расписание, телефоны. Ого! Да ведь в субботу выходной день. Сегодня суббота.
Вот же гадство...
Ну не судьба так не судьба. Оставь, Веня, свои
детективные бредни, займись простым, конкретным, нужным делом. Только таким
делом можно отвлечься от навязчивых мыслей. Домашними заботами, например. Таких
забот у него не больно много – благодаря прежде всего Алевтине Васильевне,
которая коня на скаку остановит между делом, в горящую избу запросто войдет,
если это нужно, а уж там гвоздь вбить, прокладку в протекающем кране сменить,
ковры вынести во двор и выбить, люстру перевесить – это ей вообще раз плюнуть.
Существовало только одно на свете дело, с которым не могла справиться мадам
теща: покрасить что-нибудь железное. То есть деревянные поверхности – сколько
угодно, а на краску для металла у Алевтины Васильевны была аллергия. Между тем
покраски настоятельно требовала именно металлическая поверхность: протекла
водная часть в газовой колонке, деталь сменили, но покрасить заржавевшую от
протечки трубу руки у Вени не доходили. А когда доходили, Алевтина Васильевна
оказывалась дома и работать было нельзя. Но вот сейчас как раз так сошлось, что
тещи нет – уехала помогать подруге на даче собирать смородину, – а у Вени
сна ни в одном глазу.
Полезное с приятным, так сказать.
Он достал загодя купленную маленькую баночку с
эмалью, кисточку, расстелил под трубой несколько старых газет и взялся за
работу.
Впрочем, если Веня надеялся, что разгадка
осенит его в приливе трудового энтуазизма, то глубоко ошибался. Он выкрасил
проржавевшую трубу, потом, найдя диссонанс отвратительным, покрасил и вторую, а
прежние вопросы так и реяли вокруг, словно мухи, привлеченные запахом краски...
если бывают такие противоестественные мухи, конечно. Но всякое дело имеет свое
завершение. Когда красить оказалось больше нечего, Веня закрыл баночку,
поставил кисть в растворитель, унес обе банки в шкафчик на балкон, чтобы ничто
не оскорбляло обоняния любимой тещи, и начал сворачивать газеты, которые лежали
на полу ванной комнаты.
